Музей Зои Космодемьянской: модное место или гражданский храм

– Музей хороший получился, – говорит Сергей Ковальчук. Один из 18 – согласно последней переписи – жителей деревни Петрищево Рузского района Московской области.

К дереву близ хозяйства Сергея прибит большой плюшевый медведь. За забором у Ковальчука – то ли верстак, то ли стол с выкрашенными серебрянкой Маяковским и Лениным. В дом Сергей не приглашает, и на калитке снаружи висит большой замок.

– Повесил от сборщиков за мусор. За****и совсем, – говорит Ковальчук. – Ну потому что жили-жили без этого, а теперь за вывоз вдруг платить. Шиш!

Сергею Ковальчуку 83 года. В Петрищеве – всю жизнь.

– Перед войной старшие наши пятистенок большой построили. Тут был, за заборчиком, – показывает Сергей. – Сгорела изба.

– В сорок первом?

– Да нет, потом, после войны сильно, – говорит Ковальчук. – Я мемориальную доску снял, отдал, увезли.

В пятистенке во время войны был штаб 332-го пехотного полка вермахта под командованием Людвига Рюдерера.

– Начальники-фашисты тут сидели. И доска была на доме, потому что Зою сначала здесь допрашивали, – говорит Сергей. – Бабка, сестра и я на печке сидели. Немцы Зою привели – бабка ноги с печки свесила: «Ой, сынок, как ты попал так?» Не разглядела, что девочка: Зоя-то под пацана стрижена была. Немец бабку ***нул по ногам – она и обратно. Допрашивали Зою, били по-всякому, только она ни *** не сказала. Ее потом в дом к солдатам повели – к дому Куликов, там тоже музей. От Куликов немцы рядовые всю ночь ее по селу раздетой да босой водили, гоняли. А утром уже повели мимо нас. Вешать-казнить.

* * *

Из нового музея «Зоя» через одно окно – во всю длину стены – виден обелиск на месте казни. Через другое – дом семьи Кулик, откуда Зою вели к виселице. В третье – чуть поодаль, но тоже можно разглядеть старое, одноэтажное здание музея Зои Космодемьянской. Где теперь обещают открыть некую «школу юного разведчика».

– Так специально наш музей спроектировали, чтобы памятные места видно было, – говорит Марина Роменская, директор Музейного комплекса памяти Зои Космодемьянской, посвященного контрнаступлению советских войск в битве под Москвой.

Комплекс открыли полгода назад, в мае. Открывали онлайн, без публики. Сейчас музей «Зоя» тоже закрыт. Для спецкора газеты ВЗГЛЯД сделали исключение.

– Понятно же, почему приехали, – чуть волнуется Марина Роменская. Директором она стала лишь три месяца назад.

«Место казни Космодемьянской и идеальный фон для фэшн-съемки». Так – прямо в заголовке – столичное издание для досуга в конце прошлой недели отрекомендовало своим читателям музей «Зоя». Дальнейший текст соответствует: «Дом Кулик, где партизанка лежала измученная последнюю ночь перед казнью; памятник на месте, где она была повешена. Все эти участки визуально объединены между собой белой пешеходной дорожкой. По территории высажены вишневые деревья. Это место – чистый пример общественного пространства, где хочется гулять, пить кофе и кататься на роликах (как возле музея «Гараж» в парке Горького, например)».

– Риторика у наших современных журналистов удивительная, если честно, – говорит директор Роменская. – Сказать, что факта нет и люди не фотографируются – неправильно. Но вопрос, как об этом говорить. И какими словами.

Фотографируются, да. «Архитектура музея идеально вписывается в нашу концепцию. Четкие прямые линии, геометрия, белый цвет – о лучшем фоне мы не могли и мечтать, – пишет дизайнер одежды Ольга Сказкина. – Но эта история ведь не только про форму, она и про содержание. Музейный комплекс Зои Космодемьянской... ну где еще можно снять историю про женщину дела». «Большое спасибо за возможность провести творческую съемку музею, посвященному судьбе одной из самых вдохновляющих женщин Советского Союза», – благодарит фотохудожник Дарья Сенина.

– Фотографы не снимают с той стороны, где расположено место казни, – подчеркивает Марина Роменская. – Те, кто приезжает сюда, очень уважительно относятся, не переходят грань. И мы следим, чтобы этически все было правильно. Видим, как они отмечают нас в соцсетях. Все проходит культурно, порядочно, уважительно.

– Может быть, нам достаточно уже каких-то вот этих сложных переживаний, – говорит Максим: желтая шапка-колпак, пирсинг в носу, голые щиколотки над кроссовками – по холоду-то. Максим – тоже дизайнер, но графический и «по ретейлу». С небольшой компанией он приехал в Петрищево из Москвы – если не в музей, закрытый из-за ковида, то хотя бы в парк. Таких посетителей за полдня спецкор газеты ВЗГЛЯД насчитал полтора десятка.

– Возможно, это здание, эта архитектура приносят некоторую надежду на будущее, – продолжает Максим. – Но история сложная. Война, смерть – это все довольно не радужная абсолютно история. Но, наверное, именно в таком контексте, возможно, стоит преподносить какие-то истории, связанные с героизмом, какими-то такими человеческими качествами.

Возможно, молодежью – предполагает Максим – в виде архитектурного объекта все это воспринимается гораздо легче:

– С точки зрения каких-то интересных историй дизайна, архитектуры и так далее можно зацепить и молодых людей. Наверное, если бы не пандемия и музей был бы открыт, то мы смогли бы сегодня что-то узнать и про этот подвиг, и про этих людей. И я, и мои друзья – все как-то связанные с дизайном – впечатлились этим довольно смелым [архитектурным] решением... Надеюсь, что в самом музее тоже есть интересные объекты.

* * *

Раньше на месте мемориального комплекса – и на улицах Петрищева в целом – было в буквальном смысле болото. Особенно по осени, когда пока не заморозило, а дожди еще не кончились. В ноябре 2016 года, четыре года назад, в Петрищеве открыли тот самый дом семьи Кулик, отреставрированный Российским военно-историческим обществом (РВИО). Среди гостей церемонии – на то время вице-премьер Дмитрий Рогозин и министр культуры Владимир Мединский. Рогозин прилетел на вертолете. Машины остальных встали на околице Петрищева, у старого музея Зои Космодемьянской: дальше асфальт заканчивался, а дорога как таковая – толком и не начиналась.

Тот музей, открытый в 1950-е, – одноэтажная деревянная изба. Камерный, очень теплый музей: «Вышивка Зои», «Мишень Зои», «Книги Зои». Несколько огромных бабочек, появлявшихся в залах то тут, то там – несмотря на то, что за окном ноябрь. И каждая из них, конечно же – душа Зои. Так говорили экскурсоводы – и не верить им совсем не хотелось.

Приехавшие, правда, говорили тогда о другом.

«Моему ребенку девять лет, он уйдет из этого музея ни с чем, – говорил Владислав Кононов, в то время директор РВИО. – Он не поймет, кто такая Зоя Космодемьянская. Музей обязательно должен вызывать у посетителя эмоцию. Для этого музей должен быть современным, удобным, комфортным. А называть этот музей хорошим и говорить «давайте увеличим сюда поток детей» – я не буду. Нынешнего ребенка планшетными выставками и пожелтевшими фотографиями не удивишь».

Новый музей Зои, по словам Рогозина, должен был стать одним из «гражданских храмов национальных святых». Таким он, по факту, и стал. Плюс, в рамках программы обновления – наконец-то асфальт, магистральный газ для жителей Петрищева, общее благоустройство. И отдельно – детская площадка.

* * *

Школьный класс из 1930-х – те парты, ручки, чернильницы, учебники и тетрадки. В конце, когда экскурсовод рассказывает про выпускной 1941 года, за окном начинает взрываться, а в классе – дрожать свет.

Следующий зал – Петрищево. Точнее, Petrischewo, оккупированное немцами. Здесь будет холодно – не так, как в сорок первом, но представление получить вполне можно: специальная климатическая установка решает.

Дальше – контрнаступление под Москвой. Можно пройти по извилистому окопу – или задержаться и посмотреть десятиминутный панорамный фильм, притаившись под полномасштабной копией тяжелого танка. С надписью на башне «За Зою, за сестру!»

Определенно, новый музей Зои Космодемьянской – удобен, комфортен и безусловно современен. И для тех, кто еще ничего не знает о том, кто такая Зоя Космодемьянская – и для остальных. Вроде спецкора газеты ВЗГЛЯД, застрявшего у детского дневника Зои, который можно листать прямо на экране. Вот, например, весна и лето 1936 года:

«В девятом часу утра пошла в магазин за молоком и за хлебом. Мама купила этажерку. В комнате стало светло, красиво и просторно. Этажерка сделана из прутиков, недорогая – 11 руб. 70 коп. Она мне сразу понравилась. Настроение у меня было странное: хотелось гулять на улице, бегать, шалить».

В музее подчеркивают: осенью сорок первого Зоя – вместе с другими комсомольцами из особого отряда разведотдела штаба Западного фронта – шла жечь деревни под Москвой. Согласно приказу Ставки верховного главнокомандования № 428 от 17 ноября 1941 года: «Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог».

– 19 ноября две группы уезжают на задание, – говорит экскурсовод Наталья. – В пяти-семидневный срок – сжечь десять деревень, где находились немцы. Петрищево среди них. Зоя Космодемьянская в своем дневнике пишет шекспировские строки «Прощай, прощай и помни обо мне».

«Завтра начнутся испытания (школьные экзамены – прим. ВЗГЛЯД). Было теплое свежее утро. Мама сказала, что купить в магазине, ушла на работу. Я встала, убрала всю комнату, но тут пришла мама. Она не работала, потому что не было тока. Я пошла за молоком, потом за керосином».

– На четвертые сутки группа попадает под обстрел в деревне Головково. Хотя их предупреждали, что в деревне находятся немцы. Но времени на задание оставалось мало, и поэтому они решили идти через деревню. Из двадцати человек остается десять. В Петрищево идут трое. Зоя в суматохе отошла в лес и потом решает вернуться. Но в это время немцы усиливают охрану. Зоя на краю деревни находит конюшню и решает ее поджечь. Обливает угол дома бензином, и в это время немцы ее хватают – Зою предал полицай Свиридов...

«Принесли мою «пионерку», как я называю «Пионерскую правду». Нет времени читать книги, но читать «пионерку» я нахожу время. Испытания! Испытания! Я только и думаю о них. Учу и подготавливаюсь. Ведь завтра испытания. Главное – не бояться учителя и ассистентов, которые будут там присутствовать. И я их сдам, обязательно сдам испытания на «отлично» и не ниже «хорошо».

– В доме Седовых было караульное помещение. Немцы поделили Зоины теплые вещи между собой. Нашли в сумке сухари и бутылки с зажигательной смесью, а также под кофточкой у нее был наган. В доме Ворониных находился штаб, допрашивал Зою подполковник Рюдерер: «Кто ты такая, откуда?» Она сказала, что их было двое, но одна девочка попалась в Кубинке. Что она сожгла три дома. На остальные вопросы Зоя отвечала дерзко: «Не знаю, не скажу». Рюдерера это взбесило. Он приказал четырем солдатам снять ремни и выпороть ее, чтобы выбить признание. Но Зоя ничего не сказала, только искусала губы в кровь.

«Ой, сегодня нам скажут, кто в какой школе, выдадут табель, будут премирования. Встала в полдевятого и пошла на утренник. Все ребята чистенькие и нарядно одетые. И вот начался торжественный доклад нашего зав. учебной части. В зале тишина. На столе, покрытые красным полотенцем, лежат завидливые книги... Меня премировывают самой дорогой книгой – баснями Крылова и почетной грамотой, которую дадут 31 августа».

– В доме семьи Кулик на постое находились 25 немецких солдат. Зою привели, руки привязали к скамье. Снова начались испытания. После этого Зоя попросила пить. Хозяин хотел ей поднести воды, но немецкий солдат оттолкнул его и вместо этого поднес керосиновую лампу, обжег ей подбородок, губы. Но Зоя ничего не сказала.

«Дальше идут выступления: пьесы, постановки. Потом расходимся по классам. Испытания я сдала по рус. яз. письм. и уст. «отлично», а также по арифметике «отлично». По естествознанию и географии «хорошо». У Шуры (Александр Космодемьянский, младший брат Зои. Погиб в боях за Кенигсберг 13 апреля 1945 года. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза – прим. ВЗГЛЯД) отметки тоже хорошие. Мы будем учиться в 10-й образцовой школе как отличники!»

– В десять часов вечера немцы легли спать. Но офицер, который был приставлен к Зое, приказал ей выйти на улицу босиком, в одной сорочке. С десяти до двух часов ночи Зою водили по улице, по снегу. Лишь изредка заводили в дом, чтобы погреться. В два часа ночи ей разрешили прилечь на лавку. Она по-немецки просила развязать ей руки. О чем она думала в эту ночь, мы не знаем. Но у нее очень сильно болели руки и тело. Утром хозяйка дома увидела, что готовят виселицу. Она поняла, что эта виселица – для девушки...

На эту тему
• Память о Зое Космодемьянской заходит и через селфи

Тут, пожалуй, вспомним первую публикацию о Зое Космодемьянской. Самую первую, газетную, с трофейными фотографиями – доставшимися после разгрома немцев под Москвой. Петр Лидов, «Таня». «Правда», 27.01.1942:

«Под спущенной с перекладины петлей были поставлены один на другой два ящика из-под макарон. Татьяну приподняли, поставили на ящик и накинули на шею петлю. Один из офицеров стал наводить на виселицу объектив своего «кодака»: немцы – любители фотографировать казни и экзекуции. Комендант сделал солдатам, выполнявшим обязанность палачей, знак обождать.

Татьяна воспользовалась этим и, обращаясь к колхозницам и колхозникам, крикнула громким и чистым голосом:

– Эй, товарищи! Чего смотрите невесело? Будьте смелее, боритесь, бейте немцев, жгите, травите!

Стоявший рядом немец замахнулся и хотел то ли ударить ее, то ли зажать ей рот, но она оттолкнула его руку и продолжала:

– Мне не страшно умирать, товарищи. Это – счастье умереть за свой народ...

Фотограф снял виселицу издали и вблизи и теперь пристраивался, чтобы сфотографировать ее сбоку. Палачи беспокойно поглядывали на коменданта, и тот крикнул фотографу:

– Скорее же!

Тогда Татьяна повернулась в сторону коменданта и, обращаясь к нему и к немецким солдатам, продолжала:

– Вы меня сейчас повесите, но я не одна. Нас двести миллионов, всех не перевешаете. Вам отомстят за меня. Солдаты! Пока не поздно, сдавайтесь в плен, все равно победа будет за нами!..

Русские люди, стоявшие на площади, плакали. Иные отвернулись и стояли спиной, чтобы не видеть того, что должно было сейчас произойти...»

– Она назвалась Татьяной, – напоминает экскурсовод Наталья. – Даже имени своего им не сказала. О Зое узнали только после того, как нашлись эти фотографии.

* * *

– Они привыкли ходить в светлом, – говорит директор мемориального комплекса Мария Роменская.

– Кто?

– Наша молодежь. Те, для кого музей. Непохожий на те музеи, к которым привыкли мы с вами...

Четыре года назад о чем-то подобном говорил в Петрищеве глава Российского детского фонда Альберт Лиханов: «Новое поколение людей, к сожалению, не способно понять старый стиль рассказа. Требуется новый ударный эмоциональный продукт – каким для своего времени стала картина Кукрыниксов, где изображены последние минуты Зои».

Новый стиль, впрочем, не отменяет того, что уже проверено и привычно. В музее есть комната для записи видео о родных – участниках Великой Отечественной. И зал, где можно эти видео посмотреть. Таких видео набралось под три тысячи: одни уже в экспозиции, другие в обработке.

Есть планы, причем вполне реальные. Та же «школа юных разведчиков», совместно с «Юнармией». Наука: издание книг, лекции, подкасты. Отдельным направлением – исследование социального подвига женщин в мире. Не только выдающихся – но и, подчеркивает директор, стоявших за спинами мужчин, которые что-либо сделали.

– Зоя – молодая девочка, женщина. Главный герой музея, который посвящен и ей, и контрнаступлению 1941 года, – напоминает Марина Роменская. – В области не было ни одного музея, посвященного именно битве под Москвой. Битве, похоронившей план «Барбаросса». И Зоя стала одним из символов этой первой победы и надежды.

Вопросы из серии «Как можно на месте казни строить красивые ландшафты?» – есть и такое направление дискуссии, которое возникло после публикации про «идеальный фон для фэшн-съемки» – имеют вполне логичный ответ. Директор Марина Роменская цитирует воспоминания маршала Георгия Жукова – что осенью сорок первого он, выезжая на машине из Кремля, лишь за час добирался до линии фронта.

– Вся Московская область – места подвигов, – напоминает Марина. – Для современной молодежи такого рода музей, как наш – с погружением, иммерсивностью, – прекрасный путь информирования. Им нужен этот язык. Другой, не похожий на наш. Как еще к ним приблизить историю?

Они живут светлой жизнью – и приезжают в привычную для себя обстановку. В светлое олицетворение настоящего. В белый, светлый музей. Где внутри, в экспозиции – все по-другому. Из своей реальной жизни они погружаются в сильный контраст...

– И вот – продолжает директор музея Зои Космодемьянской, – после всех этих мурашек, жутких эмоций: и направленный звук, и специально заниженная температура в зале, посвященном подвигу Зои, и огромное, может быть, непривычное количество информации – очень много органов чувств задействовано... Они выходят из этого – и попадают обратно в свое теплое, светлое, красивое настоящее. И в этот момент – по идее – они и осознают весомость тех событий. И понимают, как они должны радоваться тому, что у них есть. И чтить память тех, кто пал жертвами для того, чтобы у них была эта жизнь в настоящем. «Зоя» – в переводе с греческого – «жизнь».

* * *

Чему и кто должен радоваться – это, как сказал бы любимый Зоин писатель Аркадий Гайдар, каждый понимал по-своему. Не менее, однако, ценно понимание и того, к чему именно мы пришли через семьдесят пять лет после Победы.

К двум историям пришли, если вкратце.

С одной стороны – история нашей страны. В ней была война, на которой погибли миллионы, десятки миллионов. Со своими поражениями и победами, своими героями. И конкретно – с Зоей, ставшей символом и мученичества, и одной из важнейших битв Великой Отечественной. В ней, в этой истории, есть, конечно же, сама Победа, 9 Мая – и 22 июня, День памяти и скорби. Памятники, музеи – новые и старые. Военные фильмы и фильмы о войне. «Бессмертный полк», конечно – если не помешает эпидемия. Минута молчания и «Вокализ» Рахманинова. Все, что за многие десятилетия превратилось в ту самую вечную память.

А с другой стороны – еще одна история. Вот такая... как они, бишь, говорят-то? Да: такая винтажная, холодная, совсем не радужная история. Одна из большого набора: история про позднюю осень, когда по снегу вели к петле босую, окровавленную истерзанную девчонку. Как раз в ноябре, только чуть позже: через две недели – 79-я годовщина казни Зои. Эмоциональная, цепляющая, вызывающая эмпатию история. Особенно сейчас – когда первый снег только припорошил мертвые, жесткие и потому стойкие кирпично-бурые соцветия посконника, высаженного вдоль ослепительно белых дорожек мемориального комплекса. А белое здание музея своей геометрией, четкими прямыми линиями вспарывает стальное, наглухо закрытое тучами небо... Ну как-то так, да?

И вот эти две истории в ближайшее время предстоит каким-то образом – желательно естественным – объединять в одну. Общую, понятную, приемлемую для всех. То, как их соединили в Петрищеве, – вполне рабочий вариант. Можно, конечно, обсудить, стоило ли делать интерьер зала, посвященного трагедии Зои, так похожим на раздел «Осада Бастони» в Национальном музее Второй мировой войны, что в Новом Орлеане. Или спросить создателей проекта мемориального комплекса про черные фонари в парке – отчаянно напоминающие виселицы: не слишком ли концептуально вышло?

Но музей Зои Космодемьянской в 80 км от Москвы – это первый новый «гражданский храм», как ни относись к определению. Вечная память с иммерсивными технологиями внутри. И прогулки по красивому ландшафту плюс, прости господи, фэшн-съемки – снаружи. В диалектическом единстве и борьбе противоположностей. Дальше – только учитывать опыт. И, если есть желание – двигаться дальше.

Или – столь же естественным образом – ждать, пока одна история окончательно поглотит другую. С одного раза угадайте, чья возьмет. Это в лучшем случае.

А в худшем – перестанут существовать обе. Учитывая, что тех, кто привык ходить в светлом, становится – по объективным причинам – все больше и больше. И им со своими привычками торопиться некуда.

Не на войну же, не дай бог.

* * *

– Сестре Райке дадут шоколадку, она жрет, – вспоминает времена немецкой оккупации Петрищева Сергей Ковальчук. – А мне ни *** не давали. Я однажды хотел с***дить кусок шоколада. Немец заметил, заорал – и за сарай потащил. Уже пистолет достал, на***. Хорошо, бабка закричала, другой немец пришел – начальник повыше – и отстранил. Чуть не застрелили.

Есть еще отдельная просьба к муниципальным властям Рузского района. Если можно – освободите как-нибудь этого жителя деревни Петрищево от платы за вывоз мусора. 1937 года рождения человек. Зою застал. Ее музею – что старому, что новому – Сергей Ковальчук помогал и по мере сил помогает. Теперь уже как, видимо, последний свидетель подвига Зои.

Не все должны платить за все, вот правда. Не за то воевали.