Как сорвалась попытка СССР и Британии договориться о борьбе с Гитлером

Трагический исход событий в Центральной Европе во второй половине 1938 года наглядно показал, что мюнхенская стратегия дала результат, обратный запланированному: Германия съела Чехословакию и не только не подавилась, а удачно переварила весь ее военно-промышленный потенциал. Эффект от этого был настолько силен, что позиции той части британского истеблишмента, которая выступала против соглашательства с Берлином, резко усилились. Взгляды условной группы Черчилля – Ванситарта набирали популярность – а это подразумевало в том числе сотрудничество с Москвой.

Перемена настроений

Вот как описывает эти настроения в Лондоне советский посол в Британии Иван Майский в телеграмме в Москву 18 марта 1939 года.

«Ванситарт (Роберт Арнольд Ванситарт, в 1938 году постоянный заместитель министра иностранных дел, в дальнейшем главный дипломат Форин Офис – прим. ВЗГЛЯД) пригласил меня зайти к себе и сразу же заговорил о центрально-европейских событиях (беседа Майского и Ванситарта произошла поздно вечером 17 марта, а в Москве телеграмма была получена около 5 утра 18 марта – прим. ВЗГЛЯД). Настроение у него было сильно взволнованное и вместе с тем почти торжествующее. Заявив, что он говорит со мной совершенно частным образом и только по собственной инициативе, Ванситарт начал с того, что аннексия Чехо-Словакии нанесла окончательный удар политике Чемберлена. Все крысы уже побежали с тонущего корабля. Он привел несколько примеров, в том числе вчерашнее выступление леди Астор в парламенте, где она требовала, чтобы премьер без всяких промедлений довел до сведения Германии «чувство ужаса, испытываемого всей нашей страной перед ее акцией в Центральной Европе». Ванситарт указывал также на редкое единодушие британской прессы, включая «Таймс», «Дейли Мейл» и «Дейли Экспресс» в оценке поведения Гитлера. Сомнений быть не может. В настроениях всех слоев, в том числе в настроениях консервативной партии вплоть до ее наиболее чемберленовских групп, наступил поворотный момент. Политика «умиротворения» мертва и возврата к ней не может быть. Я несколько раз и в различных формах высказал скептическое отношение к серьезности произошедшей перемены, ссылаясь на опыт и прецеденты прошлого, однако Ванситарт упорно доказывал, что я не прав и внешняя политика премьера потерпела полный крах. Теперь наступает новая эра, которую он, Ванситарт, давно предвидел и подготовлял, эра, когда должна восторжествовать его линия политики – линия на создание могущественного антигерманского блока. В связи с этим Ванситарт хотел бы обменяться со мной мнениями насчет того, как лучше можно было бы использовать в указанных целях создавшуюся ситуацию».#{bigimage=1732815}

Здесь стоит добавить, кто такая эта леди Астор, которую упоминает Майский. Нэнси Уитчер, баронесса Астор, урожденная Лэнгхорн, американка, дочь миллионера, редкой красоты блондинка, вышедшая замуж за британского медиамагната Уильяма Уолдорфа Астора из знаменитой промышленной династии (сеть люксовых отелей «Уолдорф Астория», например). Супруги Астор купили герцогскую усадьбу Кливден, где проводили роскошные приемы в духе Великого Гэтсби. На этих приемах собирались в основном представители консервативных и прогерманских кругов. Они получили собирательное название «Кливденская клика». Леди Нэнси стала первой женщиной – депутатом британского парламента, где в основном отчаянно, но безуспешно боролась с алкоголем.

Во внешней политике она до конца поддерживала Чемберлена и попытки достичь мира с Германией любой ценой. Ее артистические выступления в парламенте сделали ее чуть ли не главным публичным спикером политики «умиротворения». Считается, что в усадьбе Кливден на вечеринках у леди Астор проводились тайные совещания крайних консерваторов и, возможно, могли даже бывать эмиссары Гитлера. Известно, что Риббентроп там точно бывал, как и посол фон Дирксен.

Леди Астор люто ненавидела Уинстона Черчилля по каким-то личным причинам (возможно, и из-за того, что герцогу Мальборо американка-нувориш была не ровня), что сказывалось и на политическом процессе. Известен ее диалог с Черчиллем: «Если б я была бы вашей женой, Уинстон, я бы подсыпала вам яд в кофе». «А если б я был вашим мужем, то выпил бы его», – ответил Черчилль.

В 1931 году она посетила Москву, где имела встречу со Сталиным, которая закончилась скандалом. Леди Нэнси спросила у Сталина: «Когда вы перестанете убивать своих подданных?» Сталин потребовал перевести дословно и ответил: «В нашей стране идет борьба с нарушителями конституции. Мир наступит, когда нарушения прекратятся». После 1945 года дискредитированная прежними связями с Германией леди Астор в политике больше не участвовала и тихо скончалась в 1964 году в возрасте 84 лет – прим. ВЗГЛЯД).

Поездка в Москву

Именно на этом эмоциональном фоне правительство Чемберлена принимает решение организовать зондаж Советского Союза с целью обозначить возможность нового диалога и, как говорят в наше время, «определить красные линии» возможного соглашения. С миссией в Москву весной 1939 года был отправлен министр внешней (заморской) торговли Роберт Хадсон, должность которого формально не позволяла вести политические переговоры, но по факту именно внешнеполитические вопросы стали основными в краткосрочном визите Хадсона в Москву.

На эту тему
• Страх Британии и Франции породил ложь о Мюнхенском сговоре
• Как Запад сдал Чехословакию Гитлеру
• Как Франция отдала Чехословакию Польше и Гитлеру

На следующий день после беседы с Ванситартом, утром 18 марта, посла Майского вызвал к себе лорд Галифакс (непонятно, успел ли Майский хотя бы выспаться). О результате встречи Майский телеграфировал в Москву поздно вечером того же дня.

«1. Сегодня утром Галифакс пригласил меня к себе и прежде всего заговорил о поездке Хадсона, которого он видел как раз передо мною. Галифакс просил отнестись к Хадсону с максимальной благожелательностью, ибо миссия эта задумана и посылается с самым добрым намерением со стороны британского правительства. Последние события в Центральной Европе придают визиту Хадсона гораздо большее значение, чем это предполагалось в момент решения о нем. Галифакс надеется, что Хадсон сможет способствовать урегулированию вопросов торгового порядка, однако задачи Хадсона значительно шире чисто хозяйственных. Никакой узкосвязывающей инструкции у Хадсона от кабинета нет, он готов обсуждать в Москве любые вопросы – не только экономические, но и политические.

Лично он, Галифакс, очень рассчитывает на то, что Хадсону удастся рассеять те подозрения, которые существуют в Москве относительно намерений и внешней политики британского правительства, и тем самым подготовить почву для более тесного сотрудничества между обеими странами на международной арене. Он надеется также, что Хадсон в свою очередь по возвращении из Москвы окажется в состоянии рассеять те сомнения, которые существуют в Англии относительно СССР. Смысл этой последней фразы был расшифрован несколько позднее, когда уже по окончании официальной части разговора Галифакс в частном порядке стал меня расспрашивать о нынешнем состоянии советских вооруженных сил, в частности о подготовленности комсостава, о качестве воздушного флота, о насыщенности орудиями и пулеметами и т. д. В ответ я использовал данные речи товарища Ворошилова. Однако из характера расспросов Галифакса было совершенно ясно, что он наслушался много антисоветских рассказов о «слабости» Красной Армии и надеется, что Хадсон привезет ему из Москвы солидный контраргумент. В заключение Галифакс еще раз просил всемерно помочь тому, чтобы миссия Хадсона оказалась успешной».#{bigimage=1732826}

Вторым важным пунктом диалога стало положение вокруг Румынии после того, как 23 марта Берлин предъявил Бухаресту ультиматум о передаче под германский контроль основных отраслей промышленности, в первую очередь нефтедобывающей сферы, и монополизации внешней торговли Румынии в пользу Германии. В противном случае Гитлер якобы грозил вторгнуться в Румынию, активно провоцируя при этом Венгрию также оказать давление на своего исторического соседа-врага.

Майский сообщает в Москву:

«2. Далее Галифакс сообщил мне о демарше румынского посланника по поводу известного Вам... германского ультиматума Румынии, а также о том, что Тилеа по поручению своего правительства поставил перед ним вопрос об английской помощи Румынии в случае агрессивных действий со стороны Германии. Галифакс добавил, что он спросил Тилеа, в какой мере Румыния может рассчитывать на помощь своих соседей. Тилеа ответил, что румынское правительство уверено в помощи со стороны Польши и Балканской Антанты (группировка государств в составе Греции, Румынии, Турции и Югославии, созданная для «коллективной обороны» в феврале 1934 года, на деле не функционировала – прим. ВЗГЛЯД), по вопросу же об СССР Тилеа не мог сказать ничего определенного. Галифакс обещал Тилеа в срочном порядке обсудить вопрос в британском правительстве и после этого дать ему ответ.#{bigimage=1732828}

Прежде, однако, чем принимать свое решение, британское правительство хотело бы выяснить позицию СССР в данном вопросе. Его интересует, может ли Румыния рассчитывать на помощь СССР в случае германской агрессии и в какой форме, в каких размерах (т. е. только ли на поставку оружия и амуниции и тому подобное или же и на более активную военную поддержку). Вчера вечером он послал Сидсу (сэр Уильям Сидс, в 1938–1940 годах посол в СССР, британский дипломат ирландского протестантского происхождения. Несдержанный на язык бонвиван, карьерный дипломат, прекрасно говоривший на множестве языков, включая русский, поскольку еще молодым человеком прожигал жизнь в дореволюционном Санкт-Петербурге в обществе великих князей. С тех времен он обожал «старую Россию», читал Чехова и оказался одним из крупнейших владельцев изделий Фаберже. После его смерти в возрасте 91 года в 1973 году коллекция шкатулок Фаберже была передана музею Виктории и Альберта, а так называемые маленькие люди – 10 уникальных статуэток – также завещана британским музеям. Двое его сыновей погибли в 1940 и 1941 годах, а дочь работала в MI5 – допрашивала немецких пленных в тюрьме Уормвуд-Скрабс – прим. ВЗГЛЯД) инструкцию срочно выяснить этот вопрос, но считает нужным меня также поставить об этом в известность. Затем Галифакс, сославшись, между прочим, на мой вчерашний разговор с Ванситтартом, стал интересоваться, что я лично думаю о возможности такой помощи. Я, как вчера, сослался на слова товарища Сталина, подчеркнув, что практическое преломление общего принципа зависит от конкретных условий в каждом случае. Галифакс просил меня выяснить и информировать его о том, как смотрит Советское правительство на вопросы помощи Румынии.

Галифакс, между прочим, высказывал мысль, что германское наступление на Румынию – дело ближайших дней, хотя для такого наступления необходим ряд предварительных шагов в отношении Венгрии (хотя бы получение ее согласия на пропуск немецких войск). Я ответил, что, несмотря на германский ультиматум Румынии, я еще далеко не уверен, что Гитлер действительно хочет идти на Восток. Этот ультиматум может ведь иметь и иной смысл – поставить на службу Германии все сырьевые ресурсы Румынии, в особенности нефть, как раз для того, чтобы развернуть главное наступление на Запад. Галифакс информировал меня о шагах, предпринятых британским правительством в чехословацком вопросе (вызов британского посла из Берлина «для доклада», помощь беженцам, приостановка платежа по 10-миллионному займу Чехословакии, отправка ноты-протеста, по поводу которой Галифакс с жестом усталой безнадежности бросил: «которая (теперь) вообще лишена всякого реального значения»), и в заключение просил поддерживать с ним тесный контакт в порядке обмена информацией и мнениями. Он выражал надежду, что Литвинов (нарком по иностранным делам СССР – прим. ВЗГЛЯД) будет делиться с ним теми сведениями, которые могут представлять интерес для обеих сторон».

Это тот самый случай, когда посол Майский в очередной раз оказался прозорливей, чем Галифакс. Сейчас уже достоверно известно, что румынский посол в Лондоне Виорел Тиля (Viorel Tilea) сознательно вводил Галифакса (а вместе с ним и все британское правительство) в заблуждение, распространяя ложные слухи о якобы готовящемся со дня на день вторжении Германии в Румынию. В реальности Гитлер этого не собирался делать, а искусно манипулировал Румынией и Венгрией, натравливая их друг на друга. Виорел Тиля же в Лондоне создавал уже знакомую по событиям, предшествовавшим Мюнхенскому сговору, атмосферу страха. В британской историографии есть даже понятие Romanian war scare, «страх румынской войны». По сути, это была копия той пропагандистской кампании, которую Германия вела в западных странах перед разделом Чехословакии. Британия и Франция считали себя не готовыми к боевым действиям против Германии в Центральной Европе и потому легко отступали перед таким пропагандистским шантажом.

Неизвестно, действовал ли Тиля самостоятельно или как-то был связан с Берлином. По другой версии, его интриги могли быть инструментом давления на Лондон не столько в германском вопросе, сколько в венгерском. Так или иначе, но Тиля откровенно дезинформировал Галифакса по поводу возможной германо-румынской войны. После переворота маршал Антонеску отозвал Тилю из Лондона, но тот отказался вернуться в Румынию и попросил в Великобритании политического убежища. После войны он некоторое время изображал из себя «королевское правительство в изгнании», но этот проект развития не получил. Умер Виорел Тиля в Оксфорде в 1972 году.

С политическим подтекстом

Вообще эпопея с поездкой Хадсона в Москву началась еще в феврале 1939 года. Первым Литвинову сообщил о желании направить в Москву для переговоров министра Хадсона посол Сидс еще 19 февраля в Москве. 1 марта в Лондоне советское посольство давало прием. Посольские приемы – это не столько трата денег и демонстрация себя, сколько очень важный инструмент для договоренностей, которые иногда нельзя провести официально. На этом приеме премьер-министр Чемберлен лично подтвердил Майскому, что он хотел был направить Хадсона в Москву. Формально по поводу накопившихся вопросов в сфере торговли. Для Чемберлена сам факт появления в советском посольстве был актом экстраординарным. 8 марта уже сам Хадсон пришел к Майскому и сообщил о своей готовности приехать в Москву. По факту это происходило еще до окончательной ликвидации Гитлером Чехословакии, но уже было понятно, к чему дело идет.

Информация о предстоящем визите Хадсона в Москву очень быстро утекла в прессу, которая принялась ее горячо приветствовать, подчеркивая то, что министр заморской торговли наверняка будет вести и политические переговоры. 2 марта агентство «Рейтер» сообщило, что, помимо Хадсона, в состав английской делегации для поездки в Москву входят генеральный контролер департамента внешней торговли Квинтин Хилл и начальник экономического отдела МИД Англии Фрэнк Эштон-Гуэткин. Секретарь Хадсона Лайсл будет выполнять функции секретаря делегации. Формально Хадсон должен был посетить еще и Берлин, Варшаву и вернуться из Москвы через Финляндию, но после аннексии Чехословакии Чемберлен заявил в парламенте, что переговоров в Берлине не будет. 18 марта на вокзале в Лондоне Хадсона провожали Майский, а также польский и финляндский послы. Таков протокол.

На следующий день Хадсон прибывает в Варшаву (Берлин его поезд проскочил), а 20 марта Литвинов пишет Сталину и Молотову секретную записку о возможных перспективах переговоров с британским министром и предлагает свою линию поведения на них. Литвинов целиком и полностью отдает внешнеторговую составляющую визита Хадсона главе наркомата внешней торговли Анастасу Микояну и сосредотачивается исключительно на политической сфере.

«Меня, однако, интересует главным образом политическая сторона переговоров.

Что захват Чехословакии, ультиматум Румынии, нарушение Гитлером мюнхенского соглашения сильно взбудоражили общественность Англии, и эти факты широко используются лейбористской, либеральной и частью консервативной партии, не одобрявшими и раньше политики Чемберлена и предлагавшими сотрудничество с СССР, – не может быть отрицаемо. Это еще не значит, что Чемберлен и его окружение и наиболее твердолобая часть консервативной партии прониклись уже убеждением в необходимости радикального изменения курса внешней политики. Аннексия Чехо-Словакии, наступление на Венгрию, Румынию и другие страны юго-востока полностью укладываются в ту концепцию направления гитлеровской экспансии на Восток, на которой базировалось мюнхенское соглашение. Чемберлен, однако, не может говорить это открыто и должен в некоторой мере пойти навстречу общественному мнению. К тому же заигрывание с нами может помочь Чемберлену в дальнейших переговорах с Германией, делая последнюю более уступчивой. Возможно, что и у самого Чемберлена зародилось сомнение в возможности даже для него сговориться с Гитлером и Муссолини и избавиться от их требований, касающихся французских и английских колоний. Надо полагать, что всеми этими соображениями руководствовался Чемберлен, решившись посетить наше полпредство и послать в Москву Хадсона. И то и другое ни к чему не обязывает, но зато в некоторой мере зажимает рот оппозиции. Чемберлен был бы, однако, более чем рад, если бы переговоры Хадсона не дали результатов и ответственность за это можно было бы возложить на советское правительство. Поэтому, не строя себе никаких иллюзий насчет искренности и честности побуждений Чемберлена, мы должны избегать всего того, что дало бы ему повод говорить о нашей самоизоляции, об отклонении нами сотрудничества и т. п., и этим как бы задним числом оправдать мюнхенскую политику если не как единственно правильную, то как единственно возможную для Англии.#{bigimage=1732775}

Насколько нам известно, Хадсон не уполномочен делать нам какие-либо конкретные политические предложения. Как он сам объяснял т. Майскому, его задача состоит в том, чтобы «выяснить, хотим ли мы или не хотим сближения и сотрудничества с Лондоном», «склонно ли Советское правительство к сотрудничеству», «готово ли оно искать пути к более тесному сотрудничеству с Англией» и не взяли ли мы курс на изоляционизм.

Следующий абзац в документе отчеркнут красным карандашом, скорее всего, лично Сталиным, поскольку известно, что Сталин сам вносил правку в предложения Литвинова по переговорам с Хадсоном.

«Мне представляется, что и нам не следует выдвигать какие-либо конкретные предложения или какую-либо определенную форму сотрудничества. Достаточно будет разъяснить нашу общую позицию в духе Вашего доклада на съезде. Если не будет с Вашей стороны поправок и возражений, то я предлагаю сказать примерно следующее».#{bigimage=1732780}

Далее Литвинов весьма подробно излагает общую оценку ситуации в Европе на фоне краха Лиги Наций как инструмента и после аннексии Гитлером Чехословакии. Это, по сути, повтор уже известных к тому моменту тезисов Сталина, которыми и собирался оперировать нарком на переговорах с Хадсоном. Несколько позже Сталин все-таки внес в предложение Литвинова некоторые несущественные правки (в этом документе они не отображены), но в целом концепция не поменялась.

23 марта состоялась первая встреча Хадсона с Литвиновым. Так Литвинов описывает ее в своем дневнике.

«Хадсон пришел в сопровождении посла (Сидса – прим. ВЗГЛЯД). Он благодарил за любезный прием и удобства, предоставленные ему в пути, и выражал свою радость по поводу посещения нашей страны.#{bigimage=1732793}

Деловой разговор он начал с того, что Англия значительно укрепилась даже в большей мере, чем сама ожидала. В сентябре она воевать не могла, теперь же она воевать готова. Об Италии Хадсон говорил в пренебрежительном тоне, что это, мол, какая-то шутка. Английские морские круги уверены, что они справятся на море с Германией и Италией. Довооружение также идет чрезвычайно быстрым темпом. Военные поставки заводов, которые ожидались в июне, идут уже теперь. Английское правительство думало, что оно будет готово к войне только в 1941 году, оказывается, однако, что эта готовность будет уже к концу лета этого года. В общественном мнении Англии тоже огромные сдвиги. Нация объединена и также полна решимости защищать свое положение в мире, как в былое время, а именно – в десятых годах во времена Джозефа Чемберлена (отца нынешнего премьер-министра). Идея сотрудничества с другими странами разделяется почти всеми. Никакое правительство не могло бы удержаться у власти, если бы оно стало проводить другую политику. Второго Мюнхена не будет. Хадсон полагает, что через год удастся даже ввести обязательную воинскую повинность».

Здесь Роберт Хадсон заблуждался. В реальности конскрипция в Великобритании была введена уже через месяц. Но идея введения армейского призыва активно обсуждалась в СМИ, и сам Хадсон следующей фразой сообщил Литвинову, что намерен строить на этом свою новую избирательную кампанию. Это лишний раз подтверждает узость его компетенции и полномочий в ходе визита в Москву.

Последовавшие впоследствии обвинения в адрес СССР в том, что Москва якобы затягивала переговоры с Лондоном, как раз и не учитывают того факта, что благодаря информации от посла Майского и других источников Литвинов заранее знал о «предварительном», зондирующем характере миссии Хадсона. О чем и информировал политическое руководство страны.

«Сюда он (Хадсон – прим. ВЗГЛЯД) приехал с открытой душой и готов выслушать нас, как мы мыслим себе сотрудничество и какие пути для этого мы предлагаем.

Я изложил ему нашу позицию в духе своей записки от 20-го. Я говорил также о том, что мюнхенская политика уничтожила международное доверие, а также авторитет великих держав среди малых государств. После пятилетнего периода инициативы, всякого рода предложений с нашей стороны и безуспешных усилий осуществления международного сотрудничества, мы вправе занять выжидательную позицию в ожидании инициативы и предложений со стороны других. Вряд ли могут быть достигнуты какие-то серьезные результаты, если сотрудничество сведется к тому, что одна сторона будет вопрошать, а другая должна отвечать. Нам тоже интересно знать, что в уме у англичан. Мы с достаточной полнотой и ясностью выражали наши международные концепции. Вытекающие отсюда детали могут быть выяснены со стороны всех государств только путем общего обмена мнений, а потому мы и предложили провести конференцию шести (Литвинов имел в виду недавнюю советскую инициативу провести конференцию с участием СССР, Англии. Франции, Польши, Румынии и Турции – прим. ВЗГЛЯД).#{bigimage=1732795}

Хадсон ответил, что он согласен со мной в изложении хода событий за последние годы, а также ошибок западных государств, но должен возражать лишь против наших подозрений, будто Чемберлен и в сентябре хотел натравить Германию на нас (я ему этого и не говорил). Никаких таких намерений у Англии не было и нет. Из того, что я ему сказал, ему, однако, ясно, что открывается новая страница в отношениях между нашими странами. Он хочет поразмыслить над сказанным мною и вновь поговорить перед отъездом. О маленьких странах он говорил в чрезвычайно пренебрежительном тоне, как и о Лиге наций, которая только теоретически говорила о войне и поэтому ничего не могла предпринять. Я несколько поспорил с ним насчет значения малых государств и Лиги наций».

Почему провалились переговоры

На следующий день Хадсон провел переговоры по своему профессиональному профилю – в Наркомате внешней торговли, где имел беседу с наркомом Анастасом Микояном и двумя его заместителями – Михаилом Меньшиковым и Алексеем Крутиковым. Там он повел себя тоже довольно странно, поскольку неожиданно повел разговор о каких-то «старых» долгах СССР, которых физически не было, поскольку все расчеты велись в наличных. Хадсон предлагал вести поставки товаров в порядке клиринга, а некоторые советские счета в британских банках просто закрыть. Поскольку на них может быть наложен арест. Микоян все эти претензии категорически отверг. В документах упоминается «Бр.Беринг», которому Хадсон придавал особое значение. Имеется в виду Barings Bank, в котором исторически еще с царских времен депонировалось российское золото в слитках и монетах.

В телеграмме в Лондон Майскому от 28 марта уже после отъезда Хадсона из Москвы Литвинов прямо пишет:

«В переговорах с Микояном Хадсон ставил вопрос о клиринге, о покупке потребительских товаров, об учреждении в Москве английского торгового представительства (Хадсон говорил Микояну, что советское торговое представительство в Лондоне, «Аркос», якобы неэффективно – прим. ВЗГЛЯД), и об увеличении английского фрахтуемого тоннажа. Все эти предложения Микояном отклонены. Вчера, на завтраке в посольстве, Микоян сказал Хадсону, что, при известных условиях, имея в виду долголетний кредит, можно было бы закупить некоторое количество пряжи и даже селедок. В общем надо признать, что визит ни в политическом, ни в экономическом отношении никакого эффекта не дал, а при дальнейших визитах отсутствие положительных результатов должно считаться результатом отрицательным. Можно лишь надеяться, что лично Хадсон будет относиться благожелательно. Он сам, за исключением театров, почти ничего не видел в Москве. Жена же его очень энергично многое видела и осталась, кажется, очень довольна. История же с сообщением ТАСС перед самым отъездом сильно испортила отношение англичан, да и наше тоже».#{bigimage=1732753}

Это важно. Следующий акт этой пьесы разыгрался именно в Большом театре.

25 марта британская делегация вместе с послом Сидсом пошла в Большой театр в рамках культурной программы. Там же по статусу находился и нарком Литвинов. Так он описывает последовавшие события.

«В театре во время антракта Хадсон и Сидс отозвали меня в сторону, предложив еще немного поговорить на деловые темы. Они собираются сообщить или уже сообщили в Лондон о своем первом разговоре со мной и хотели бы проверить, правильно ли они меня поняли. Они показали мне при этом запись в 8–10 строчек. Там сказано, что я говорил о нашем согласии на сотрудничество с Англией, что мы считаем желательным привлечение к консультации всех заинтересованных государств, больших и малых, и что сотрудничество мы мыслим себе политическое, экономическое и военное. Я выразил Хадсону удивление, что он наш часовой разговор втиснул в несколько строчек, ибо отдельно выхваченные из текста фразы могут приобрести не то значение, которое им придавалось. В частности, мы не говорили о специфических формах сотрудничества, хотя мы ни одного из них заранее не исключаем, но все зависит от множества обстоятельств.#{bigimage=1732725}

Инсценировка проверки правильности записи на меня произвела впечатление зондажа о нашей готовности идти вплоть до военного союза или взаимной военной помощи, хотя во время первого разговора Хадсон оговаривался, что военный союз отнюдь не имеется в виду».

Тут и речи нет о том, что Литвинов как-то не так среагировал на обычный британский дипломатический прием немного подкорректировать переговоры задним числом в кулуарах оперы. Литвинов был опытным дипломатом и все это понимал. Просто англичане реально ничего не предлагали, но хотели бы переложить ответственность на СССР, да еще и в какой-то момент принялись зондировать «пределы возможного» в прямом смысле слова за кулисами.

«Хадсон спрашивал, согласимся ли подписать декларацию в случае отказа со стороны Польши. Он оговаривался, что ему ничего не сообщили из Лондона относительно польского ответа, и что он задает вопрос в порядке личной информации.

Я ответил, что нам было сделано определенное предложение о декларации от имени четырех (Великобритания, Франция, СССР и Польша – прим. ВЗГЛЯД) и мы так же определенно ответили о согласии подписать декларацию от имени четырех. Декларация трех или двух была бы новым предложением, которое нам пока не сделано. Я могу, однако, теперь уже сказать, что мы придаем чрезвычайно большое значение участию в декларации именно Польши, ввиду ее географического положения. К тому же можно опасаться, что если Польша будет не с нами, то она будет против нас».

Надо сказать, что параллельно с пребыванием в Москве делегации Хадсона Литвинов вел весьма утомительные переговоры с послами Польши и Румынии, о которых в следующий раз. Вся эта история не была вырвана из контекста европейской политики и не представляла собой какой-то полусекретный «междусобойчик» Москвы и Лондона.

«Посол Сидс ни с того ни с сего ввернул замечание, что мы, мол, сказали, что не хотим для других таскать каштаны из огня. Румыния должна нас интересовать в первую очередь, и тут мы бы таскали каштаны для себя. Я ответил, что мне вполне понятен интерес Англии к румынской проблеме, в особенности в свете только заключенного германо-румынского соглашения, исключающего другие страны из румынской торговли. Такие методы Гитлер будет применять и к другим государствам, и Европа скоро может совершенно выпасть из торгового оборота Англии, а между тем в этом обороте внутриимперская торговля имеет лишь 50%, а на долю других государств приходится 50, из которых не менее 25% падает на европейские страны. Вряд ли Англия может быть совершенно равнодушна к потере 25% своего торгового оборота. Хадсон, осведомившись у одного из своих экспертов, признал правильность расчета».#{bigimage=1732727}

Хадсон не в первый раз в ходе этого визита заметно превышал свои полномочия (если таковые у него вообще были). Например, на приеме в британском посольстве в Москве 27 марта он неожиданно предложил замнаркома Потемкину направить в Лондон военную делегацию для обмена мнениями с британским генштабом. Потемкин ответил, что совещания между высокими военными чинами целесообразно проводить лишь тогда, когда правительства обеих держав окончательно договорились о необходимости и возможности совместной войны против единого врага. Потемкин констатировал, что такой договоренности между Советским Союзом, Англией и Францией пока еще нет, и совершенно естественно, что советское правительство не может спешить в таком вопросе, как созыв совещания генеральных штабов. Потемкин съязвил, что Хадсону должно быть известно, что Франция, связанная с Советским Союзом договором о взаимопомощи, не откликнулась на предложение советского правительства созвать совещание представителей советского, чехословацкого и французского генштабов в тот тяжелый период, когда территориальной целостности и национальной независимости Чехословацкой республики грозила непосредственная опасность со стороны фашистской Германии.

Хадсон обиделся. К этому моменту он, скорее всего, понял, что отсутствие у него реальных полномочий на ведение политических переговоров для всех очевидно. Он ответил Потемкину в том духе, что «в отношении его визита у советского руководства существует некоторое недопонимание». Его крайне уязвлял то факт, что в Москве к нему относятся только как экономическому переговорщику, а не как к тайному эмиссару Его Величества, который призван свершить великую миссию создания договора между Соединенным Королевством и СССР. В своем отчете о разговорах с Хадсоном (здесь не публикуется) Потемкин использует формулировки «заносчивость», «прямое нахальство», «хлестаковщина».

Роберт Спир Хадсон, будущий первый виконт Хадсон (титул пэра он получит только в 1952 году), талантливый сын богатого торговца мылом, был явно не тем человеком, которого Чемберлену следовало бы посылать в Москву со столь деликатной миссией. В характере Роберта Хадсона была очень опасная черта: он искренне стремился доказать свою значимость во внешней политике, несмотря на свое «неподобающее» для дипломата происхождение. Да, он окончил Итон и колледж Магдалены в Оксфорде, но, как бы сейчас сказали, «на платной основе», из-за богатства своего отца, и был чужаком в аристократической среде дипломатии и разведки. Выскочка, сын нувориша, он страстно хотел себя проявить на дипломатическом поприще, явно преувеличивая свою роль и значимость. Так что Потемкин не был далек от истины в своих негативных определениях британского специального посланника.

На эту тему
• Страх Британии и Франции породил ложь о Мюнхенском сговоре
• Как Запад сдал Чехословакию Гитлеру
• Как Франция отдала Чехословакию Польше и Гитлеру

«Датское золото»

Трагедия случилась через три месяца после поездки Хадсона в Москву. В июле 1939 года в Лондоне проходила Международная конференция по китобойному бизнесу. Такие формально нейтральные события использовались для посещения враждующих стран фигурами из противоположного лагеря для «неформальной дипломатии». В Лондон на китобойную конференцию приехал из Германии Гельмут Вольтат, правая рука Германа Геринга, формально отвечавший за китобоев и освоение Антарктики. Он и посол Герберт фон Дирксен вели переговоры с Горацио Вильсоном, «серым кардиналом» правительства Чемберлена.

Хадсон присутствовал на этой встрече в качестве помощника Вильсона. Почему он решил, что он что-то важное решает – непонятно. Но 20 июля Хадсон сам приходит в германское посольство в Лондоне, где самостоятельно, но как бы от лица британского правительства предлагает Дирксену и Вольтату кредит в несколько сотен миллионов фунтов Германии взамен на отказ от претензий Берлина на Данциг и отказ от вторжения в Польшу. Никто ему на это никаких полномочий не давал.

Немцы кивнули в ответ. Особенно Вольтат, одна из наиболее загадочных фигур в истории фашистской Германии. В современной британской историографии и публицистике принято описывать Роберта Хадсона как амбициозного, склонного к интригам карьериста, который таким образом пытался дать своей затухавшей карьере новый поворот. И все бы сошло ему с рук, но, находясь в состоянии эйфории, Хадсон позвал к себе домой группу журналистов. Где «неофициально» рассказал им, что он только что в одиночку спас весь мир от войны. Превзошел своего патрона Чемберлена. Он показал журналистам записи беседы с немцами, но попросил пока ничего не публиковать, поскольку якобы Вольтат должен вернуться в Берлин и получить одобрение Гитлера. Журналисты его не послушались. Газеты вышли с заголовками на первых полосах о том, что Британия предложила немцам сотни миллионов фунтов за то, чтобы те не нападали на Польшу.

Исторически это называлось Danegeld – «датское золото». Так называлась дань, которые англосаксонские короли платили викингам, чтобы откупиться от набегов. Давно забытое слово из раннего Средневековья снова вошло в оборот и было во всех газетах. Идиома to pay danegeld, «платить датские деньги», означает последнюю стадию трусости и слабости, когда предпочтительней подкупить врага, чем защищаться. Чемберлен был вынужден выступить со специальной речью в палате общин, чтобы объяснить, что Хадсону никто ничего подобного не поручал.

Удивительно, но Черчилль впоследствии не выгнал его взашей. В 1940 году он назначил Хадсона на достойную должность министра сельского хозяйства, где тот и нашел себя. Хадсон оказался эффективным руководителем в условиях военного голода и карточной системы и довольно рационально выстроил систему землепользования, что во многом и позволило англичанам пережить войну. Видимо, там и было его место, а никак не во внешней политике.

Суета вокруг заявления ТАСС

Последний по счету скандал во время его визита в Москву случился вокруг заявления ТАСС, о котором и упоминает в телеграмме в Лондон Майскому Литвинов. Вечером 26 марта за день до отъезда Хадсона из Москвы стороны согласовали совместное заявление для прессы и НКИД отправил его в ТАСС для публикации. Там был еще совместный завтрак в посольстве, так что времени для согласования было достаточно. Заявление ТАСС гласило:

«Министр по делам заморской торговли Великобритании г. Хадсон во время своего пребывания в Москве имел по нескольку бесед с Наркомом Внешней Торговли т. А. И. Микояном и Наркомом Иностранных Дел т. М. М. Литвиновым, а также был принят Председателем Совнаркома т. В. М. Молотовым.

Были подвергнуты обстоятельному обсуждению нынешние торговые взаимоотношения между СССР и Великобританией и возможности их дальнейшего развития. Обе стороны выяснили свои позиции, при этом вскрылся ряд существенных разногласий, которые, надо полагать, сведутся к минимуму в ходе дальнейших переговоров в Лондоне.

Состоялся, равным образом, дружественный обмен мнений по международной политике, давший взаимное ознакомление со взглядами правительств обоих государств и выяснение точек соприкосновения между их позициями в деле укрепления мира.

Личный контакт, установленный между личным представителем Британского правительства и членами Советского правительства, несомненно, будет содействовать укреплению советско-британских отношений, а также международному сотрудничеству в интересах разрешения проблем мира». #{bigimage=1732751}

Изначально это совершенно нейтральное и написанное классическим дипломатическим языком сообщение было согласовано еще накануне вечером. Но позже из Лондона в британское посольство в Москве пришло указание ни при каких обстоятельствах не упоминать политическую составляющую переговоров. А зачем тогда надо было огород городить вообще с этой поездкой Хадсона?

Посол Сидс бросился разыскивать Литвинова, но тот уехал на дачу. Когда англичане все-таки нашли Литвинова, тот сказал, что сделать уже ничего нельзя, поскольку страна большая, и во Владивостоке уже утро другого дня. Советские люди должны получать информацию из газет своевременно. В Форин Офис началась паника, поскольку там категорически не желали получить официальный текст, в котором было бы «что-то лишнее». И это при том, что британские же журналисты передавали сообщения из Москвы, совершенно не считаясь с мнением Форин Офис. В связи с этим Литвинов просил Майского «...выяснить подоплеку этой возмутительной истории. Английская печать шумела, что миссия Хадсона скорее политическая, чем экономическая, и вдруг предлагает совершенно умолчать о политике. Сообщение составлено в НКИД в совершенно не обязывающих выражениях и скорее создает впечатление безрезультатности визита, но даже такое сообщение встречает возражение, и это надо выяснить».

В современных либеральных источниках утверждается, что СССР якобы затягивал ситуацию и саботировал «предложения из Лондона». Анализ же документов показывает, что никаких реальных предложений не было, кроме странного протокола о намерениях, который помимо Москвы и Лондона должна была подписать еще и Польша.

Если «миссия Хадсона» носила только характер зондажа позиций, то это в целом нормально, хотя и оформить все это можно было путем простых консультаций и с помощью другой личности. А так это выглядит как затягивание времени именно с британской стороны.

И это в обстановке, когда часы уже тикали слишком громко и быстро, чтобы можно было транжирить время. К чему это привело – мы все прекрасно знаем, к сожалению.

Совет молодых дипломатов МИД России в рамках проекта «Дипломатия Победы» и подготовки Форума молодых дипломатов «Дипломатия Победы», инициированных по случаю 75-летия Победы в Великой Отечественной войне, предлагает вниманию читателей газеты ВЗГЛЯД уникальные документы Архива внешней политики (АВП) Российской Федерации, посвященные активной деятельности советской дипломатии в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны. Убеждены, что обращение к первоисточникам, подлинным свидетельствам той эпохи нивелирует попытки фальсификаций и манипуляций историческими фактами, внесет вклад в утверждение исторической правды, поможет воссоздать объективную картину прошлого.

Архив внешней политики РФ является структурным подразделением Историко-документального департамента (ИДД) МИД России. Огромный массив документов (более одного миллиона единиц хранения) охватывает период с 1917 года и продолжает пополняться материалами, отражающими эволюцию отечественной внешней политики с 1991 года. Архив выполняет функцию официального хранилища многосторонних и двусторонних договорно-правовых актов, заключенных от имени Советского Союза и Российской Федерации.