Что общего у России и Эфиопии

@ Maksim Konstantinov/Global Look Press

6 августа 2025, 12:45 Мнение

Что общего у России и Эфиопии

Свое место в мире эфиопы осознают. Когда мы прилетели в Эфиопию, на выходе из аэропорта Аддис-Абебы пожилая дама в платке спросила, из какой мы страны, и, услышав ответ, сразу же сказала: «Ethiopia is a BRICS country».

Игорь Караулов Игорь Караулов

поэт, публицист

Проекция Меркатора, на основе которой обычно строятся карты мира, вводит нас в заблуждение: ближе к полюсу объекты увеличиваются, а ближе к экватору – уменьшаются. Когда мы смотрим на карту, Эфиопия кажется нам сравнительно небольшой по площади. Поэтому может возникнуть впечатление, что эта страна, в которой проживает уже почти 130 млн человек, обречена страдать от перенаселенности. И как все эти люди там умещаются?

На самом деле площадь Эфиопии – 1,1 млн кв. км. С чем это можно сравнить? Это примерно как Франция, к которой прибавили Германию и Великобританию. Поскольку в этих трех странах в сумме обитает порядка 220 млн человек, можно считать, что и эфиопам не будет тесно в своей стране, даже если их количество вырастет раза в полтора. Главное, чтобы страна развивалась, и тогда многочисленность граждан будет не обузой для государства, а сильным аргументом в борьбе за свое место в мире.

Развиваться Эфиопии трудно. Отделение Эритреи оставило страну без морского порта. Нет выхода к морю – дороже импорт. Война в Тыграе завершилась три года назад, но на севере всё еще неспокойно, в знаменитые древние города Гондер (прообраз Гондора у Толкина) и Лалибелу (высеченные в скалах храмы) туристов стараются не возить: банды на дорогах берут заложников и порой убивают их даже после получения выкупа.

Тем не менее свое место в мире эфиопы осознают. Когда мы с поэтом Андреем Полонским прилетели в Эфиопию по приглашению Русского дома, на выходе из аэропорта Аддис-Абебы пожилая дама в платке спросила, из какой мы страны, и, услышав ответ, сразу же сказала: «Ethiopia is a BRICS country».

Тот факт, что обе наши страны состоят в БРИКС – самом модном международном объединении, в котором сегодня создается многополярный мир, – радует сам по себе. Однако история наших связей этим не ограничивается.

В африканском контексте Эфиопия для нас – страна особая. В России достаточно широко известно, что эфиопы – народ восточного христианства, а значит – свои, православные «братушки». Однако с этим не всё так просто. Прежде всего Эфиопия – многоплеменное государство. Пока христиане – амхара и тыграи – воевали друг с другом, власть в значительной степени перешла к мусульманскому народу оромо. Мусульман в стране порядка одной трети, и в столице, где некогда правили христианские «цари царей», нас с Полонским будило пение муэдзина.

Во-вторых, эфиопские христиане – миафизиты, то есть они расходятся с православными в самом главном – в понимании Троицы. Один наш коллега, религиовед по одному из образований, решительно заявил в пылу спора: «Не наши они!»

И всё же русское сердце не может не откликаться на зов восточного христианства, не испытывать чувство духовного родства по отношению к далекому народу, принявшему Христа на шесть веков раньше, чем Владимир крестил Русь. Эфиопские иконы, красочные как африканские марки, у нас более-менее известны, но так же любопытна и жизнь, протекающая вокруг эфиопских храмов.

Нам непривычно, что церкви в Эфиопии открывают двери для прихожан только во время службы. В остальное время для поклонения доступны лишь внешние стены храма; обойдя здание вокруг, можно увидеть людей, истово молящихся перед иконами и даже перед дверями, красноречиво запертыми на амбарный замок.

Зато пространство внутри церковной ограды бывает весьма оживленным. У Свято-Георгиевского храма, одного из главных в Аддис-Абебе, мы встретили множество людей, которые общались и обнимались друг с другом, некоторые были в белых одеждах. Для верующих там поставлены в большом количестве скамьи и беседки. Это похоже на клуб.

Говорят, в эфиопском календаре столько религиозных праздников, сколько, наверное, не бывает ясных дней над Аддис-Абебой. Казалось бы, набожному человеку совершенно некогда работать. Однако есть нюанс: считается, что часто ходить на службы надобно только грешнику, а человеку праведной жизни это вроде бы ни к чему. Зачастил в церковь – значит, совесть нечиста.

Чувство духовного родства тянуло русских в эти края. И речь не только о Николае Гумилёве, который три раза был в Абиссинии и даже встречался с человеком по имени Тэфэри Мэконнын, который позже стал императором Хайле Селассие. История путешествий Гумилёва более-менее известна. Менее изучено и осознано у нас явление русской общины в Эфиопии. А она была – и внесла заметный вклад в развитие страны. Достаточно вспомнить Михаила Бабичева – кубанского казака, ставшего создателем эфиопской авиации.

В 1923 году регент Тэфэри совершил европейское турне, которое можно сравнить с «великим посольством» Петра I. Стране нужны были квалифицированные кадры, и будущий император обратился с особым приглашением к белым эмигрантам. Так сотни русских семей оказались в Абиссинии. Среди них были и свои поэты – Павел Булыгин и Иван Хвостов, еще не прочтенные на родине. На Петропавловском кладбище Аддис-Абебы мы видели сохранившиеся надгробия с русскими надписями и православными крестами. И это тоже ниточка, соединяющая наши страны.

А как же наследие советско-эфиопской дружбы в тот период, когда страной правил товарищ Менгисту Хайле Мариам? Увы, на эту тему с местными лучше не говорить. Памятник кубинским добровольцам еще стоит, но вообще-то с этим периодом истории можно познакомиться лишь в месте с характерным названием «Музей красного террора». Красный террор, понятное дело, вымазан черной краской, хотя остались и люди, которые вспоминают то время с благодарностью. В их числе и Петр Татищев, потомок первого русского историка, с которым мы познакомились в Аддис-Абебе.

Разговор о российско-эфиопских пересечениях был бы неполон без упоминания Александра Сергеевича Пушкина, в честь которого в эфиопской столице названа улица. Пример Пушкина как русского аристократа, не стеснявшегося своего «арапского» происхождения, а гордившегося им, полезно приводить в общении с африканской аудиторией, чтобы показать отличие русских от других белых. Вместе с тем, это отнюдь не безотказно работает в Эфиопии, где англичан считают освободителями от итальянской оккупации, а имя Черчилля носит один из главных проспектов столицы. 

Наше общее историческое наследие очень важно, но на этой базе пора бы уже строить что-то новое. Однако новую Россию в Эфиопии знают хуже, чем хотелось бы. По крайней мере, мы с Андреем Полонским были первыми русскими литераторами, оказавшимися в этой стране, за очень долгое время. При всех нынешних проблемах есть надежда, что Эфиопия рано или поздно выйдет на широкую дорогу. Хорошо бы тогда у граждан этой страны был повод вспомнить: да, в трудные времена с нами были русские.

Этот текст должен был написать Андрей Полонский. Вероятно, он сделал бы это лучше. Но 31 июля этого года его не стало. Пришлось мне, его спутнику, выполнить этот труд за него, подобно тому, как спутники Магеллана довели его экспедицию до родного берега.

Андрея любили многие. У него был талант заводить друзей в любой точке мира. Не стала исключением и Африка. Мне будет не хватать моего товарища и, как он любил говорить, единочаятеля.