Один из ключевых вызовов в работе политического эксперта – сложная и часто неоднозначная мотивация объектов, которых он должен исследовать. Личные комплексы могут переплетаться с геополитическими мотивами, экономические интересы причудливо сливаются с идеологическими императивами – в итоге понять первопричину того или иного события бывает почти невозможно. Но в случае с интересами США в Центральной Азии все несколько проще, и за экономической риторикой можно проследить достаточно четкую геостратегию.
На первый взгляд, Центральная Азия вообще не является приоритетным регионом для американской политической элиты. В окружении действующего президента США нет заметных специалистов по данному региону и говорят они о нем достаточно редко.
Схожая картина наблюдается и в американской законодательной власти – республиканец Дэвид Маккормик, глава сенатского подкомитета по Ближнему Востоку, Южной и Центральной Азии и противодействию терроризму, имеет достаточно четкий экономический бэкграунд (равно как и опыт участия в войне в Персидском Заливе) и явно намерен сфокусироваться на ближневосточной проблематике. Этажом ниже ситуация аналогичная – республиканец Билл Хайзенга, возглавляющий подкомитет Палаты представителей по Южной и Центральной Азии, известен, как совладелец относительного небольшого семейного бизнеса и специалист по экономическим вопросам, а не по геополитике.
Разговоры в США о Центральной Азии имеют подчеркнуто экономический характер – к примеру, уже несколько лет обсуждается возможность отмены или приостановки действия поправки Джексона-Вэника в отношении государств региона, и эту точку зрения поддерживает действующий госсекретарь Марко Рубио, ранее назвавший поправку «реликтом» Холодной войны. Поправка Джексона-Вэника к американскому закону о торговле запрещает предоставлять режим наибольшего благоприятствования странам, которые (с точки зрения США) нарушают права своих граждан.
В американской аналитической публицистике по международным отношениям также подчеркивается, что Центральная Азия обладает уникальными природными ресурсами, в том числе запасами критических минералов, что будет важно в контексте геоэкономического соревнования с КНР.
Однако если внимательно читать американские документы стратегического планирования и даже более внимательно изучать историю западной политической мысли, ситуация становится несколько менее однозначной.
Американская внешнеполитическая школа складывалась на основании британской и унаследовала ее ключевую идею – препятствовать появлению крупных игроков на евразийском континенте. Конечно, крупные и даже очень крупные игроки все равно появлялись, и в этом случае требовалось создавать им как можно больше головной боли, например, провоцируя конфликты с их соседями. Во время Наполеоновских войн экс-президент США Томас Джефферсон с тревогой писал, что в одних руках может сосредоточиться «вся мощь Европы». В конце XIX века американский контр-адмирал Альфред Мэхэн в рамках своей концепции «морской силы» сформулировал идею, что для противодействия крупным евразийским игрокам США должны создавать альянсы с прибрежными странами, а также стремиться размещать на их территории свои военные базы.
Эти идеи в каком-то смысле уже являются геополитическим трюизмом, знакомым любому добросовестному студенту-политологу. Но вот что интересно – они до сих пор находят свое отражение в ключевых американских документах стратегического планирования.
В Стратегии Национальной Безопасности США от 1988 года достаточно открыто сказано, что интересы США «будут под угрозой, если враждебное государство или группа государств будут доминировать на евразийском континенте – той части земного шара, которую часто называют хартлендом». Далее в документе отмечается, что предотвращение появления евразийского гегемона было ключевым мотивом участия США в двух мировых войнах и также заявляется, что именно на это была направлена послевоенная экономическая реконструкция Европы, также известная как план Маршалла.
- Как США мешают России и Китаю в Закавказье
- Цель США – не Тегеран, а Пекин
- Китай берет пример с России в деле противостояния с Западом
Современные стратегические документы США используют более сдержанный язык и избегают так открыто прибегать к геополитической терминологии, но ключевые идеи не меняются. К примеру, в Стратегии США для Центральной Азии на 2019-2025 год подчеркивается, что задача США – помочь государствам региона «укрепить независимость от злонамеренных акторов», развивая партнерские связи с Америкой в сфере политики, экономики и безопасности.
Несмотря на уклончивые формулировки, понять, какие государства рассматриваются американской администрацией как «злонамеренные акторы», пожалуй, несложно.
И, если отбросить в сторону идеологическую мишуру о продвижении демократии и защите прав человека, то получается, что ключевой элемент американской геостратегии ничуть не изменился – препятствовать появлению мощных игроков на евразийском политическом пространстве, а если такие все же появляются – создавать системы сдержек и противовесов для их внешней политики. И именно в этом ключе, вероятно, следует рассматривать как минимум часть с виду чисто экономических инициатив США в регионе – начиная от идеи возрождения Шелкового пути под американской эгидой и заканчивая трубопроводом ТАПИ.
Поэтому за разговорами и процветании Центральной Азии на самом деле стоит стремление воспрепятствовать дальнейшему сближению государств региона с Россией и Китаем (и любыми другими мощными игроками вроде Ирана или даже Индии). И, хотя нельзя утверждать, что Центральная Азия находится в фокусе американской политики, тезис о том, что США преследуют в регионе исключительно деловые интересы, кажется несколько наивным.
