Пять лет назад ушел из жизни Эдуард Лимонов. Вскоре после его смерти планету накроет пандемия коронавируса, а еще менее чем через два года начнется СВО, которую бы он, без сомнения, поддержал.
Мятежный, мятущийся, ересиарх и человек с легкостью переступающий через любые условности и игнорирующий политес. Он мог вызывать совершенно разные эмоции, мог раздражать, отторгать, провоцировать ярость. Он и сам был бесконечным раздражителем, никогда не соизмерял свою точку зрения с общественным вкусом, не подстраивался под него. Скорее нарочито бросал перчатку. Человек–вызов.
В чем его загадка, что позволяло устоять на ногах, не разменять и не распродать себя? Впрочем, ответ на поверхности, и он этого не скрывал: «Великая Эпоха», которая была у него. У нас. Укорененность, горячее рукопожатие военного поколения победителей, которое он пронес не остывшим, несмотря на то что внешне и казался подобием лермонтовского «листка». Иностранцем. Но в первую очередь всегда – сын. Этого не забывал и проговаривал в любых обстоятельствах.
Эта сопричастность развила особое чувство видения исторических процессов, связанных с Отечеством.
Уже в книге «Иностранец в смутное время» Лимонов давал очень точный диагноз разрушительным вихрям перестроечной неразберихи. В публицистических высказываниях той поры сравнивал страну с падающим лифтом.
С конца 1980-х в своих выступлениях в советской прессе Лимонов предупреждал, что украинская независимость обещает быть очень кровавой. Тогда это во многом воспринималось фантазиями чудаковатого человека. Писатель, что с него взять… вот и фантазирует.
В начале 1990-х Лимонов уже говорил, что «идет необратимый процесс все большего отравления украинцев ядом агрессивного национализма», отмечал, что «повторяется случившееся в Хорватии».
Писатель приводил в пример ворох украинских националистических изданий, которые ему попались в руки, и отмечал: «Когда-нибудь эти издания будут разыскивать наши потомки, пытаясь разобраться, как же начались гражданская война на Украине и кровавый затяжной конфликт между Украиной и Россией». В них уже явственно проявлялись «первые подземные толчки гражданской войны». Он тогда всё это писал, когда мы не верили в саму возможность войны России и Украины.
Потом были высказывания про Крым, что Севастополь – русский город, и акции прямого действия его сторонников. Про защиту брошенных соотечественников, которые в одночасье оказались за пределами государства. В том числе речь шла и о ветеранах Великой Отечественной войны, в отношении которых развернулись репрессии в Прибалтике.
Выступал и против деструктивного крена, в который входила страна по путям внешней культурной, экономической оккупации. Когда об этом говорил Лимонов, или Александр Проханов, или Василий Белов, Валентин Распутин, такая позиция выставлялась маргинальной и чуть ли не экстремистской. Но времена меняются, и то писательское слово, чуткое к духу отечественной цивилизации, сейчас – официальная позиция.
Но речь можно вести не только о точном диагностировании и предчувствовании логики развития исторических процессов, но и об идеологическом целеуказании, векторе будущего. Скрепляющем цивилизацию цементе, без которого образуется вакуум, заполняемый самыми примитивными идеологиями, такими как национализм. Что и произошло в республиках Советского Союза.
В противовес этому писатель призывал «всеми силами пропагандировать традиции общежития народов вместе, связывая их с традициями отдельных народов». Это та самая история общности, единства, о необходимости которой и сейчас много говорят. Следует вновь делать акцент в первую очередь на традиции «общежития народов», которая и выстроила уникальную цивилизацию. Является важнейшим конкурентным преимуществом нашей страны, которое она могла бы предложить миру.
В последний год жизни Советского Союза Лимонов, считывая инерции разрушительных процессов, настаивал на необходимости «эмоциональной позитивной» идеологии, которая бы перезагрузила страну. В годы свирепствующего нигилизма говорил о насущной необходимости позитивных ценностей. Так и выстраивалась постепенно архитектура русского мира, противостоящего интервенции.
Затем предлагал свою формулу грядущей идеологии: «лидер – народность – традиция – народная экономическая революция». Разве сильно она отличается от того, что сейчас обсуждает российское общество, выстраивая свое целеполагание?
В начале 1990-х Лимонов писал о необходимости такого лидера, который «остановит эпидемию малодушия» и прекратит смутные времена. Это человек «плоть от плоти и кровь от крови народной», он должен стараться «не для себя, но для блага государства». «Естественный вождь». Он предугадал Путина.
- Политэмигранты врут, как очевидцы
- Без Родины я – ничто
- Великая Америка всегда тебя кинет
Или идеология народности. Она была присуща дореволюционной и Советской России. О ней как раз и можно говорить в контексте традиционных ценностей. При этом не должно быть классового ущемления или подобия того, что происходило в ходе шоковых реформ 1990-х, растоптавших права и интересы основной массы населения.
Сейчас именно эти широкие слои народа и проявили себя в ходе СВО, показали отечественную историческую преемственность. Их воля и энергия должны приводить в движение страну. Именно они – новые элиты. Люди, введенные или ворвавшиеся в историю.
Можно вспомнить также и о том, что Лимонов ратовал за «временное закрытие»» экономики. Такая управляемая и разумная изоляция приведет к самодостаточности и экономической суверенности, писал он. Такой подход в наши дни на фоне западных санкций стали называть импортозамещением.
В годы, когда многие утверждали себя, разоблачая традиционную систему ценностей и историю, писатель говорил о консерватизме: «Если бы мне предложили назвать элементы новой идеологии Советского государства, первым я назвал бы общую ТРАДИЦИЮ многонациональной российской цивилизации».
Чувствовать волю истории своего Отечества и действовать сообразно ей. В этом и заключается гений – как литератора, так и большого мыслителя.
На Троекуровском кладбище Москвы – задумчивый Дон-Кихот из бронзы. Его копье-арматурина воткнуто в землю. На самом деле этот образ очень близок с шукшинским Егором Прокудиным из «Калины красной», припавшим щекой к родной земле. Лимонов всегда искал в ней точку опоры.
