
Реальная дипломатия пытается вернуться в тишину и прекратить бесконечное и довольно разрушительное шоу, в которое превратилось информационное пространство за истекшие десятилетия. Закрытость берёт реванш.
4 комментарияРеальная дипломатия пытается вернуться в тишину и прекратить бесконечное и довольно разрушительное шоу, в которое превратилось информационное пространство за истекшие десятилетия. Закрытость берёт реванш.
4 комментарияУкраинскую ментальную катастрофу нельзя считать проблемой одного лишь постсоветского пространства. Судя по тому, что мировым лидерам для обсуждения этой проблемы пришлось уединиться аж на Аляске, она должна быть осознана как глобальное бедствие и урок для всех народов.
38 комментариевСегодня в Госдепе уволили всех аналитиков по России накануне встречи Трампа с Путиным. Зачем нужны эксперты, когда есть Netflix-логика? Что может пойти не так, когда президент встречается с лидером ядерной державы без советников, понимающих, о чем они вообще говорят?
7 комментариев– Давайте, наконец, о плохом, пожалуйста, – просит Владимир Солодов, губернатор Камчатского края.
До плохого, напомним, в предыдущей части обсудили, почему камчатская неказистость – практически во всем, что сделано здесь человеком – вновь и вновь спасает этих самых людей во время землетрясений, по-камчатски «землетрусов». В том числе последнего из них, о котором говорят далеко за пределами Камчатки, – конец июля, магнитуда 8,8, шестая мощность в мире за всю историю наблюдений.
Говорили и о том, что классический тезис «красота как символ надежности» – точнее, стремление сделать красиво – на прикладную сейсмоустойчивость здесь работает далеко не всегда. И нынешний большой камчатский «землетрус» – очередное тому подтверждение. Как это было, например, в новеньком аэропорту Елизово, где обрушившейся декоративной панелью травмировало пассажирку.
– Вот как раз в аэропорту – в месте большой концентрации людей – коллеги организовали работу плохо, – говорит Солодов. – Кто-то из находившихся на территории аэропорта [во время землетрясения] нажал кнопку противопожарной сигнализации.
Действия при пожаре и действия при землетрясении совершенно разные. При пожаре надо бежать. А при землетрясении, напоминает Солодов, не надо покидать помещение. Наоборот: нужно стоять в наиболее безопасных местах здания.
– Человек нажал на красную кнопку, не подумав или – что скорее – будучи охваченным паникой. Люди побежали. Коллеги в аэропорту вовремя не отреагировали, – описывает ситуацию глава края. – Беды, слава богу, не случилось. Но выводы об организации системы безопасности в нашем новом аэропорту, надеюсь, сделаны незамедлительно.
– Лестница [при землетрясении] – самая опасная вещь, – подтверждает Анна Адамидис, глава отделения краевого центра занятости населения, Елизовский район – как раз неподалеку от аэровокзала. – Когда снизу толкается, надо оставаться в помещении у несущей стены. Это закон, его здесь все знают.
Но в этот раз «землетрус», напоминает Адамидис, толкался долго. И сильно. Очень сильно.
Петропавловск-Камчатский, типичные пятиэтажки (фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД)
– Поэтому люди принимали решение: в первую же паузу – уходить [из здания], – говорит Анна. – Мы не исключение. Тем более, [во время бедствия] здесь у нас были дети. Много детей. Десять человек.
* * *
Как дети во время землетрясения оказались на районной бирже труда – отдельный сюжет, интересный сам по себе.
– Есть тема летних подработок несовершеннолетних, – говорит Адамидис. – Я ее проталкивала последовательно. Потому что уверена: чем раньше наш человек начнет работать здесь – тем больше шансов, что, когда подрастет, он здесь и продолжит. И работать, и жить.
На практике с подработками для юных выходит по-разному. Бизнес брать ребят не хочет. Зато муниципальные предприятия – берут, и охотно. Им – уборка территорий, благоустройство. А старшеклассникам – необременительный летний заработок.
– Приходит мама с ребенком, Семен его зовут. Спрашивает, нет ли ему какого-нибудь места на лето. Ищем, разговариваем попутно про жизнь, – вспоминает Адамидис. – В основном про то, куда поступать.
Выяснилось, что Семен хочет в летное училище.
– Первый вопрос: собираешься возвращаться на Камчатку? «Нет». А почему? «А здесь космодрома нету», говорит мне Семен.
Тут крыть нечем: чего нет, того нет. Зато есть поселок Вулканный, а в нем – глава Владимир Смолин, который собирает в поселке музей космонавтики. С экспонатами – без проблем: Камчатка – это поддержка запуска первого спутника, испытания луно-, марсо-, венеро- и прочих –ходов. А также «привет блондину» – переданный Гагариным из космоса Алексею Леонову, который наблюдал за полетом первого космонавта именно что из Вулканного. Который с одной стороны – поселок, а с другой – воинская часть, в советское время весьма секретная, потому что космическая.
Рация, поймавшая гагаринский привет Леонову, в собрании музея тоже есть. Правда, самого музея пока нет. Но экспонаты главой Вулканного у военных взяты и ждут своего часа.
– Короче, – продолжает Адамидис, – пригласила я Смолина к нам. Мол, есть пацан, хочет космосом заниматься, а про то, что на Камчатке для космоса делается, не знает. Позвали других ребят – подумали, что им тоже интересно. Так и оказалось.
Лекция «Роль Камчатки в освоении космоса» – Смолин, сотрудники центра занятости и десять ребят в спецовках для уличного благоустройства – началась в 11 утра. За полчаса до землетрясения.
– Когда застучало, первое, что я сказала: «Ребята, спокойно спускаемся». И второе: «Вы все мамам позвонили?» Потому что одна мама уже в панике обзвонилась: «Верните сына срочно!..» – вспоминает глава отделения краевого центра занятости.
Вышли со второго этажа спокойно – без паники, по лестнице через задний вход. Мамам позвонили. Обзвонившаяся мама сына получила. А остальные продолжили слушать и говорить про космическую роль Камчатки – но уже не в зале, а на воздухе. Под толчки.
– Даже интереснее вышло, – уверена Адамидис. – Разговор на живом, на примерах – для ребят куда лучше, чем по презентации с ними говорить… Мы делаем все, чтобы камчатские дети оставались на Камчатке. Для этого проводим лекционную работу – даже, получается, во время землетрясений.
Но технику безопасности, уверена глава центра занятости в Елизове, надо отточить:
– Чтобы не спрашивать в последний момент «а что делать?» и «как быть?»
* * *
Среди популярных вопросов губернатору Солодову по итогам большого «землетруса» выделяются два: «где бомбоубежища?» и «почему во время землетрясения были закрыты подвалы домов?». Солодов – пять лет назад во время экологической беды на тихоокеанском Халактырском пляже получивший вопрос о том, не пострадает ли водоснабжение жителей, и предельно вежливо ответивший «мы не пьем морскую воду» – нынче столь же терпеливо объясняет, что при землетрясении укрываться по подвалам и бомбоубежищам никак нельзя.
– Психологическое воздействие землетрясения на людей, безусловно, дает о себе знать, – признает он. – Да, именно на наших, с землетрясениями изначально живущих. Такой силы – не было 70 с лишним лет… При всем, о чем я говорил – сплоченность, достоинство, отсутствие паники, – люди все равно боятся. Не хватает четкости оповещения, инструкций. Всего того, на что сейчас мы обращаем особое внимание – и призываем к этому коллег на местах.
– А чем лучше всего купировать страх?
– Отрезать такой страх совсем – наверное, невозможно, – рассуждает Солодов. – А вот перевесить его тем же профессионализмом на своем месте – сколько угодно. Нельзя не бояться землетрясения. Но долг, допустим, врача – для нашего человека, получается, куда больше. Или вот другая наша героиня – радиоведущая. Вы же ролик видели?
Еще бы нет. На Камчатке эту запись, кажется, видели все.
– Трясет нас немножко, – говорит Виктория Степашко, ведущая «Радио Камчатка».
– Марина, тихо, – говорит гостья эфира Татьяна Юхманова, представитель Петропавловск-Камчатского городского суда, звукорежиссеру Марине Неустроевой, порывающейся вскочить со своего места.
– Все хорошо, дорогие друзья, – ровным спокойным голосом продолжает ведущая. – Напомню, что живем мы на Камчатке…
– Уходите, – не выдерживает звукорежиссер. Женщины покидают студию, где все раскачивается.
Интернет-трансляция из пустой радиостудии продолжается еще полчаса – пока те, кто выбежал из офисного центра, где расположилась радиостанция, не вернулись на места. Уже без опасений за свою жизнь.
А опасения были – на тот момент – мягко говоря, небезосновательными.
* * *
– Лучший коммент к этому ролику за прошедшие [после землетрясения] дни, – звукорежиссер Неустроева отматывает ленту комментариев, – вот он: «Ведущие выбежали, а операторов оставили». Вон камеры, на рельсах у потолка закреплены. А тряслись – да, как в руках у живого оператора.
– Наверное, страшнее всего было после того, как мы вышли из здания и стали ощущать дрожь земли на улице, – вспоминает ведущая Степашко. – Да, самое главное сотрясение мы пережили здесь. Уже на улице – вдох-выдох, мне нельзя нервничать. Земля трясется, дом перед глазами ходит взад-вперед ходуном. Звонки от близких, звонки близким, переживание за домашних питомцев – у меня тойтерьер дома…
Виктория Степашко родилась на Камчатке. Три высших образования, журналистика и обращение с данными: Санкт-Петербург, Прага, РУДН в Москве. В Европе не окончила вуз «из-за политической ситуации» – причем сейчас уже не помнит, удалось ли зимой 2022 года сдать авиабилеты или же они сгорели:
– Так много всего случилось за эти годы, – говорит Степашко. – Ну и после землетрясения, если честно, не совсем по себе. Многие словили сильную панику. Я сама не паниковала только потому, что мне нельзя. Что хочешь, то и делай, а не паникуй.
– Седьмой месяц, да? – смотрит на коллегу Марина.
– Восьмой уже, – вежливо поправляет Виктория.
– Ну вот и считайте, – перечисляет звукорежиссер Неустроева. – Вика в положении. «Землетрус» – никогда такого продолжительного не было. Толчки, толчки – ждем, когда закончится, а оно не заканчивается. У гостьи сзади раскачивается тяжелый экран два на три метра. Как будто бы уже надо не сидеть. А совсем наоборот: бежать.
– Мы сидим, – вспоминает гостья того эфира Татьяна Юхманова. – Оно все гудит. В голову приходит фраза «Человек – царь природы» и все, что можно подумать по этому поводу в данной ситуации. Такое себе царствование, где ты ничего не можешь сделать. А лично я до последнего сидела, потому что по прошлой работе знаю: гибнуть начинают из-за паники.
Прошлая работа у Юхмановой – в МЧС. С начала 2000-х. В суде она работает всего несколько лет.
– Заявленная устойчивость здания [радиостанции] – как и везде в городе, минимум девять баллов, – сообщает Юхманова. – Когда начало трясти, стало понятно: не пять, не шесть и даже не семь. У меня за спиной видеопанель была, так она закачалась. Страшно стало. По-честному страшно.
– Ну вот я и крикнула «уходите!» – говорит звукорежиссер Неустроева. – И знаете, что поразило? Виктория как сидела в телефоне, так и пошла на выход, глядя в него.
– У меня была важная миссия! – объясняет ведущая. – Как только Камчатку начинает трясти, я начинаю писать: «чувствую толчки» либо «не чувствую», и указываю место, где нахожусь. Есть популярный канал, в нем – в любой сейсмической ситуации – проходит этот важный опрос. Важный тем, что по нему люди ориентируются, как им быть.
Юхманова, если что, в телефоне не сидела. Даже наоборот: забыла его на столе в студии.
– У нас постоянно проводятся учения по противопожарной безопасности, по сейсмической безопасности, – говорит она. – И землетрясения как таковые проводятся тоже постоянно, поддерживая в тонусе. Но такого, чтобы ты стоишь на улице, а земля у тебя под ногами даже не дрожит, а ходит в разные стороны…
– Когда стояли у здания, меня три мысли было, – говорит Неустроева. – Во-первых, еще раз поразилась, как хладнокровна Виктория. Во-вторых, поняла, что вышли еще не все. В результате все нормально получилось, но страшно было. И третья мысль: вот все выйдут – а кто будет [в прямом эфире] читать погоду? Там время прогноза подходило, он живьем читается.
– Ты молодец, что успела вырубить эфир, – хвалит коллегу ведущая. – На самом деле, в дверях студии стояли люди – коллеги наши, чтобы помочь нам выбраться. На всякий случай. В целом к землетрясениям привыкли, но к такому привыкнуть нельзя.
– Вернулась в студию, забираю телефон – там десятки неотвеченных вызовов, – продолжает Юхманова. – Ну да, забыла телефон. «Бежит, орет, но снимает» – это не про меня. А так – частая история, хоть по роликам с «землетруса» посмотрите. Точнее, по их количеству.
– С Татьяной очень приятно работать, – говорит Степашко. – Мы вместе каждую среду. Я очень жду ее в студии, потому что мы не успели закончить разговор о гражданском судопроизводстве. Нужно дорассказать.
После землетрясения муж радиоведущей снял для всей семьи коттедж за городом – рассудив, что на некоторое время многоэтажка – не совсем то место, где можно быть спокойным как… Ну да, как его жена в эфире. И не в одном.
– Следующий день. Ровно в это же время, что и в предыдущие сутки, начинает трясти студию. Я снова веду эфир, в гостях – руководители ГИБДД, – все тем же ровным голосом излагает Степашко. – Уже не так ощутимо, как накануне. Никто не убежал, и было все совсем недолго. Но сотрудники госавтоинспекции немножко потеряли дар речи. Но ненадолго. Они у нас тоже молодцы.
– Еще какие, – подтверждает Юхманова. – Все же, кто мог, рванули от толчков подальше за город – как в фильмах-катастрофах, где все едут в одну сторону, а встречная полоса пуста. И то сказать: свет рубануло, связь на какое-то время рубануло, светофоры не работают... Вот ГАИшники стояли и в этой тряске направляли поток машин. Слаженно сработали, глобальных катастроф не было – ни в стройке, ни на дорогах.
Хотя в самом начале – предпосылки были, признает губернатор.
* * *
– У нас лучшая в стране служба сейсмического наблюдения и мониторинга цунами, – говорит Солодов. – Сотрудники этой службы работают очень хорошо, в последние дни – в круглосуточном режиме. Что не мешает, однако, упомянуть: в исходной точке событий они здорово ошиблись с баллами. Любому человеку на Камчатке было понятно, что толчок такой силы – это совсем не магнитуда 7,1. Такая мощность здесь бывает часто, и никаких подобных эффектов силы толчка она, разумеется, не дает. 8,8 – это оценка, впервые данная американскими сейсмологами и позже подтвержденная нашими специалистами. Что означает: на своих локациях, от нас отдаленных, у американцев больше возможностей, чем у нас.
Выход понятен: наращивать оснащенность ученых датчиками, приборами, поддерживать исследования. Все это – разумеется, с привлечением федеральных денег. С другой стороны, с подачи края уже запущена профильную подготовку в магистратуре – вулканология и сейсмика.
– Раньше не выпускали таких, – поясняет Солодов. – Узких специальностей не было, все из больших наук в эти узкие области шли.
– Потому и 7,1 там, где 8,8?
– По разным причинам, – отвечает Солодов. – Важность научной составляющей и необходимость ее усиления – то, что показало землетрясение. Наряду, конечно же, со многим другим.
* * *
Николай Воронов (фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД)
– Есть волна. Есть зыбь. Есть плавная амплитуда – вот как было у нас [30 июля 2025 года], – перечисляет разновидности подземных бедствий Николай Воронов, председатель Союза строителей Камчатки.
– И есть вертикальный толчок, подобный прямому удару снизу, – Воронов проводит апперкот, резко рассекая кулаком воздух от пола к потолку. – Так вот, нам повезло. При магнитуде 8,8 вертикальный толчок означает, что 60% города было бы разрушено. Как в Нефтегорске (город на Сахалине, пострадавший от землетрясения магнитудой 7,6 в 1995 году. – Прим. ВЗГЛЯД). Прежде всего – старые здания, где живут люди. У нас таких немало, которые 50 лет с «продленкой».
Воронов тут же оговаривается: во все времена стройки на Камчатке были рассчитаны на то, что вертикального удара здесь быть не может. И расчет этот имеет под собой основания.
– Все плиты, заходящие под Камчатку, выдавливают лаву, – объясняет строитель. – Почему, кстати, и вулканы после большого землетрясения начали активизироваться: и Ключевская сопка, и вулкан Крашенинникова, который полтысячи лет молчал... В Америке, например, наоборот – плиты расходятся, что может привести к вертикальным ударам. Наши старые вулканы защищают от них Камчатку… Просто 8,8 – это очень много. И надо уже сейчас думать о дальнейших действиях в области строительства.
6-этажная "кукуруза" в центре Петропавловска-Камчатского — выстояла, как и другие многоэтажки (фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД)
– Не помню, кстати, чтобы были процессы за махинации на стройках, – говорит Татьяна Юхманова, Петропавловск-Камчатский городской суд. – Старые дома уцелели, новые уцелели. Другое дело, каково народу было в «кукурузе» (16-этажный дом в центре Петропавловска-Камчатского. – Прим. ВЗГЛЯД). Как там качало – не представляю даже. И сейчас высокие дома строятся, 12-этажки и выше. Зачем это нам надо на Камчатке – честно, не знаю.
Зачем – как раз понятно. Начиная с того, что простоявшее полвека и больше должно быть расселено. Другой вопрос, полагает Солодов – в самой идеологии большой стройки в краевом центре и других городах Камчатки:
– Мы продолжаем обследования зданий на стойкость и готовим принятие решений по сейсмоусилению – тут будет понятно после завершения инспекций и обследований, – объясняет губернатор. – В любом случае капитальные вложения – потребуются. Возможности со своего 9-го, 12-го, 15-го этажа переночевать в защищенной конструкции на земле – а не в машинах и не в палатках во дворах, как бывает сейчас, – потребуются. Развитие малоэтажного строительства – однозначно потребуется.
Сделать индивидуальное жилье в городе доступным – сложная задача, признает губернатор. Но выполнимая.
– Исходя из сейсмики, исходя из удорожания высотного строительства, климата, бытовых предпосылок – конечно, в наших условиях оптимален если не коттедж, то таунхаус, – полагает Солодов. – То, чему при новой капитальной застройке Петропавловска-Камчатского мы будем уделять большое внимание. Тем более, как вы могли заметить, наши новые дома выдержали экзамен ничуть не хуже старых.
* * *
– Три года садику, – показывает воспитательница Анастасия Куличенко на свою «Планету детства». – Очень переживали, как все это переживем. Казалось, что конструкция легче, чем требуется. Не такая, как в старых детсадах здесь. Но выяснилось, что строить можем.
Район называется «Горизонт», по кинотеатру 1980-х. Вокруг новенькой «Планеты» – те самые пятиэтажки. Им не по 50 лет, однако фасады их изъедены как будто морской водой, а на самом деле – ветрами. От ветров же некоторые торцы защищены жестяными фартуками – полностью, на все пять этажей. Если за что-то и сомневаться стороннему человеку, то – вот за это все, многоквартирное, десятилетиями без ремонтов простоявшее. И здесь, и вообще по городу.
Анастасия Куличенко и ее мама Ирина Петровна (фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД)
Однако – стоит повторить еще раз – после землетрясения 8,8 выстояло все. И старое, и новое. Вот только в момент бедствия в благополучном исходе не мог быть уверен никто. Ни Анастасия Куличенко, ни ее мать Ирина Петровна – еще один воспитатель средней группы.
– Было около половины двенадцатого, мы как раз готовились к обеду, – говорит Ирина Петровна. – Детки играли в комнате. И вот я чувствую, что под ногами что-то не то. Дети не чувствуют, а я чувствую: не то.
– Муж мне потом говорит: «Это прям страшно. Здесь родился, жил – не помню вообще такого», – говорит Анастасия Куличенко. – А мы тут – спокойно, без паники. Ирина Петровна берет документы, Виктория Валерьевна – наш младший воспитатель – собирает курточки, чтобы всем идти на улицу.
На сборы, если что, времени не потратили вовсе:
– Мы только с улицы пришли, – говорит Куличенко. – Дальше просто: «Хотите еще гулять?» – «Да, хотим!» – «Тогда давайте быстренько одеваться, мы же молодцы с вами?»
– Ну тут как, – возражает мама Анастасии Куличенко, – Либо обуться быстро, либо хотя бы кофточки накинуть… Собрали кофточки, уже на воздухе одевали детей. Никто не знал, сколь долго и насколько сильно.
Ощущение, говорят воспитатели – от 5 до 15 минут. Именно в таком разбросе.
– Они начали немножко нервничать, когда мы стали спускаться по лестнице к выходу, – вспоминает Куличенко. – Небольшая, несколько ступенек, но немножко качалась так изнутри. И потом уже снаружи понервничали немножко, когда по земле волны стали проходить. Пока мы шли до участка, где песочницы – несколько раз волна была.
Ирина Петровна:
– Мы вышли, выстроились, пересчитали друг друга – что все вышли: 11 детей и пятеро взрослых. Руководству отзвонились, родителям сообщили – потому что сразу же начались звонки: как дети, не испугались ли?
Анастасия Куличенко:
– Дети на улице играли. Паники, страха – как у некоторых взрослых в городе – не было. Песок в песочнице… ну так, подыгрывал. Я детям говорю: «Смотрите, с вами даже песочек играет, можно его как волны пускать!» Два-три года нашим, все очень включались в игру. Не совсем поняли, что происходят.
Ирина Петровна:
– Здание не танцевало, ничего не падало, кафель – и тот не отвалился. Так-то, когда детей собирали, смотрю – шкаф наклоняется, тихо так, без звуков. А он прикручен к стене. Значит, он наклоняется вместе со стеной.
Анастасия Куличенко:
– Родители разобрали маленьких в течение часа. Очень трудно было двигаться, пробки. А когда маленькие толчки, родители даже в группу не пишут. Они настолько в нас уверены, что мы супермены и всех спасем. Тревожность была. В основном из-за того, что не могут быстро приехать и забрать ребенка...
* * *
– А детям, – говорит Ирина Петровна, – в итоге даже хорошо было. Ведь в тот день можно было побыстрее домой пойти. Как бы им здесь комфортно ни было, дом есть дом, и дом заменить не может никто.
– Проходят учения каждый год. И землетрясения тоже проходят. Выяснилось, что мы готовы к большому «землетрусу» – без паники, спокойно все делаем, – говорит Куличенко. – Для детей же – ну, была игра, игра прошла, пошли дальше.
Анастасия Куличенко живет на Камчатке с 2013 года. Ирина Петровна – с 2015. Обе приехали из Запорожья, гражданство России получили в 2010-х.
– Когда я прилетела сюда, затрясло сразу же, – говорит мать. – Я еще подумала, что это у меня ноги после перелета в себя не пришли – восемь часов с лишним, неблизкий свет. Потом гляжу на холодильник – а на нем всякая мелочь стоит и трясется друг об друга: дын-дын-дын, дын-дын-дын. Настя уже как бы местная, а и та сидит белая вся: «Землетрясение». «А, – говорю, – ну так небольшое же, пусть себе дын-дын-дын, успокоится все». И дальше сидим, чай пьем.
Родственники у камчатских воспитателей – там, на временно оккупированной территории Запорожья и левее по карте: «Все писали, все узнавали, как мы, все по-человечески», – предупреждает вопросы дочь. На Украине она работала воспитателем в детском лагере. Ирина Петровна – «в той сфере, которая вообще не была связана с образованием»: лагерь строгого режима, зам. начальника спецотдела. Бывший муж – капитан внутренней службы, при очередном переводе предложили должность.
– Была детская мечта, – говорит Ирина Петровна. – Наша классная руководительница – Галина Павловна, русский язык и литература – была для меня эталоном. Она завела альбом для нас – кто кем хочет быть после школы. Я написала: «Хочу быть учителем начальных классов, воспитывать детей». Когда мы на вечере выпускников к ней пришли, она показала альбом. Я дико удивилась: «Боже мой, неужели я это писала?!»
– Россия – место, где сбываются мечты, – говорит дочь.
– Значит, это все-таки мое было, – кивает мать. – Главное, что всех спасли.
* * *
– Должно, говорят нам, периодически бахать, потому что между [геологическими] плитами накапливается напряжение, и оно разряжается, – популярно излагает научные выкладки Юхманова. – Чего они делят между собой, эти плиты – я не знаю. А мы, наверху, страдай!
– Мы надеемся, что Камчатка подуспокоится, – говорит радиоведущая Степашко. – На всю жизнь запомнила фразу одного из сейсмологов: «Хорошо, что Камчатку трясет. Значит, земля разгружается». Когда Камчатку не будет трясти долго – тогда надо будет ждать чего-то эпичного. Но сейчас Камчатку трясет третий год подряд. И хочется верить, что ничего более эпичного не произойдет.
– Кроме детсада, у меня трое своих детей, – сообщает Анастасия Куличенко. – Этот жизненный момент они переждали на улице. Любой толчок теперь – вопросы: «Мама, это опять землетрясение?» «Нет, – говорю. – Мы просто качаемся». Ничего серьезного, существенного – значит, качаемся.
– Любое следующее теперь нам привычно будет, обыденно, – полагает Ирина Петровна. – Ну тряхнуло год назад, тряхнуло в позапрошлом марте – уже не вспомним, как это было. А вот нынешнее землетрясение – точно запомнится насовсем. Если, не дай бог, не начнет сильнее трясти…
– Проектировщикам – учесть, что надо еще больше усиливать здания, и четко знать, как именно это делать. Экспертиза площадок [для строительства] – еще больше внимание всему, что связано с сейсмической активностью, – перечисляет необходимые меры строитель Воронов. – Я знаю многоэтажные стройки [в Петропавловске-Камчатском], где ребята и при толчках продолжили работать спокойно – потому что знают, что и как строят. И, соответственно, знают, что дергаться не надо. И знаю [стройки], где рабочие во время землетрясения бежали с площадки.
– Но сейчас выстояли-то – все...
– Давайте подождем, – предлагает Воронов. – С огромной надеждой, что никогда не дождемся.
– Хочется пожелать, чтобы воплотились слова «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Ницше, да? – уточняет губернатор Солодов.
* * *
– И если будете вечером гулять, – наставляют любезные местные, – то постарайтесь не уходить наверх от своей гостиницы.
Гостиница в самом центре Петропавловска-Камчатского. Спереди – администрация края, главная площадь и Авачинская бухта. Сзади и наверх – Петровская сопка. По факту – заросшая лесом скала с тропинками, ведущими ввысь, в зелень. То есть, небольшая гора. А повторные толчки, понятно, никто не отменял. Тем более – постоянное ожидание этих толчков. И гаданий на их силу.
– Да нет, «землетрус» уже ни при чем, – машет рукой один из камчатских собеседников. – Там у вас по сопке опять медведь шастает, как в прошлом году.
– Только год назад и рыбы [на Камчатке] толком не было, – сообщает другой. – И ягода из-за холодов не шла. Сейчас и рыбы полные реки, и ягоды хоть обожрись – а все равно мишка мало что в город приперся, так еще и в самую его середину.
– Так что на сопку не ходите, – еще раз советуют камчатцы. – А в остальном – может, тряхнет еще, но уже не так. Вот мишку – мишку нашего бояться надо всегда!