Как пережили большой камчатский «землетрус». Часть II

– Давайте, наконец, о плохом, пожалуйста, – просит Владимир Солодов, губернатор Камчатского края.

До плохого, напомним, в предыдущей части обсудили, почему камчатская неказистость – практически во всем, что сделано здесь человеком – вновь и вновь спасает этих самых людей во время землетрясений, по-камчатски «землетрусов». В том числе последнего из них, о котором говорят далеко за пределами Камчатки: конец июля, магнитуда 8,8, шестая мощность в мире за всю историю наблюдений.

Говорили и о том, что классический тезис «красота как символ надежности» – точнее, стремление сделать красиво – на прикладную сейсмоустойчивость здесь работает далеко не всегда. И нынешний большой камчатский «землетрус» – очередное тому подтверждение. Как это было, например, в новеньком аэропорту Елизово, где обрушившейся декоративной панелью травмировало пассажирку.

– Вот как раз в аэропорту – в месте большой концентрации людей – коллеги организовали работу плохо, – говорит Солодов. – Кто-то из находившихся на территории аэропорта [во время землетрясения] нажал кнопку противопожарной сигнализации.

Действия при пожаре и действия при землетрясении совершенно разные. При пожаре надо бежать. А при землетрясении, напоминает Солодов, не надо покидать помещение. Наоборот: нужно стоять в наиболее безопасных местах здания.

– Человек нажал на красную кнопку, не подумав или – что скорее – будучи охваченным паникой. Люди побежали. Коллеги в аэропорту вовремя не отреагировали, – описывает ситуацию глава края. – Беды, слава богу, не случилось. Но выводы об организации системы безопасности в нашем новом аэропорту, надеюсь, сделаны незамедлительно.

– Лестница [при землетрясении] – самая опасная вещь, – подтверждает Анна Адамидис, глава отделения краевого центра занятости населения, Елизовский район – как раз неподалеку от аэровокзала. – Когда снизу толкается, надо оставаться в помещении у несущей стены. Это закон, его здесь все знают.

Но в этот раз «землетрус», напоминает Адамидис, толкался долго. И сильно. Очень сильно.

– Поэтому люди принимали решение: в первую же паузу – уходить [из здания], – говорит Анна. – Мы не исключение. Тем более [во время бедствия] здесь у нас были дети. Много детей. Десять человек.

* * *

Как дети во время землетрясения оказались на районной бирже труда – отдельный сюжет, интересный сам по себе.

– Есть тема летних подработок несовершеннолетних, – говорит Адамидис. – Я ее проталкивала последовательно. Потому что уверена: чем раньше наш человек начнет работать здесь – тем больше шансов, что когда подрастет, он здесь и продолжит. И работать, и жить.

На практике с подработками для юных выходит по-разному. Бизнес брать ребят не хочет. Зато муниципальные предприятия – берут, и охотно. Им – уборка территорий, благоустройство. А старшеклассникам – необременительный летний заработок.

– Приходит мама с ребенком, Семен его зовут. Спрашивает, нет ли ему какого-нибудь места на лето. Ищем, разговариваем попутно про жизнь, – вспоминает Адамидис. – В основном про то, куда поступать.

Выяснилось, что Семен хочет в летное училище.

– Первый вопрос: собираешься возвращаться на Камчатку? «Нет». А почему? «А здесь космодрома нету», говорит мне Семен.

Тут крыть нечем: чего нет, того нет. Зато есть поселок Вулканный, а в нем – глава Владимир Смолин, который собирает в поселке музей космонавтики. С экспонатами – без проблем: Камчатка – это поддержка запуска первого спутника, испытания луно-, марсо-, венеро- и прочих –ходов. А также «привет блондину» – переданный Гагариным из космоса Алексею Леонову, который наблюдал за полетом первого космонавта именно что из Вулканного. Который, с одной стороны – поселок, а с другой – воинская часть, в советское время весьма секретная, потому что космическая.

Рация, поймавшая гагаринский привет Леонову, в собрании музея тоже есть. Правда, самого музея пока нет. Но экспонаты главой Вулканного у военных взяты и ждут своего часа.

– Короче, – продолжает Адамидис, – пригласила я Смолина к нам. Мол, есть пацан, хочет космосом заниматься, а про то, что на Камчатке для космоса делается, не знает. Позвали других ребят – подумали, что им тоже интересно. Так и оказалось.

Лекция «Роль Камчатки в освоении космоса» – Смолин, сотрудники центра занятости и десять ребят в спецовках для уличного благоустройства – началась в 11 утра. За полчаса до землетрясения.

– Когда застучало, первое, что я сказала: «Ребята, спокойно спускаемся». И второе: «Вы все мамам позвонили?» Потому что одна мама уже в панике обзвонилась: «Верните сына срочно!..» – вспоминает глава отделения краевого центра занятости.

Вышли со второго этажа спокойно – без паники, по лестнице через задний вход. Мамам позвонили. Обзвонившаяся мама сына получила. А остальные продолжили слушать и говорить про космическую роль Камчатки – но уже не в зале, а на воздухе. Под толчки.

– Даже интереснее вышло, – уверена Адамидис. – Разговор на живом, на примерах – для ребят куда лучше, чем по презентации с ними говорить… Мы делаем все, чтобы камчатские дети оставались на Камчатке. Для этого проводим лекционную работу – даже, получается, во время землетрясений.

Но технику безопасности, уверена глава центра занятости в Елизове, надо отточить:

– Чтобы не спрашивать в последний момент: «а что делать?» и «как быть?»

* * *

Среди популярных вопросов губернатору Солодову по итогам большого «землетруса» выделяются два: «где бомбоубежища?» и «почему во время землетрясения были закрыты подвалы домов?». Солодов – пять лет назад во время экологической беды на тихоокеанском Халактырском пляже получивший вопрос о том, не пострадает ли водоснабжение жителей, и предельно вежливо ответивший «мы не пьем морскую воду» – нынче столь же терпеливо объясняет, что при землетрясении укрываться по подвалам и бомбоубежищам никак нельзя.

– Психологическое воздействие землетрясения на людей, безусловно, дает о себе знать, – признает он. – Да, именно на наших, с землетрясениями изначально живущих. Такой силы – не было 70 с лишним лет… При всем, о чем я говорил – сплоченность, достоинство, отсутствие паники, – люди все равно боятся. Не хватает четкости оповещения, инструкций. Всего того, на что сейчас мы обращаем особое внимание – и призываем к этому коллег на местах.

– А чем лучше всего купировать страх?

– Отрезать такой страх совсем – наверное, невозможно, – рассуждает Солодов. – А вот перевесить его тем же профессионализмом на своем месте – сколько угодно. Нельзя не бояться землетрясения. Но долг, допустим, врача – для нашего человека, получается, куда больше. Или вот другая наша героиня – радиоведущая. Вы же ролик видели?

Еще бы нет. На Камчатке эту запись, кажется, видели все.

– Трясет нас немножко, – говорит Виктория Степашко, ведущая «Радио Камчатка».

– Марина, тихо, – говорит гостья эфира Татьяна Юхманова, представитель Петропавловск-Камчатского городского суда, звукорежиссеру Марине Неустроевой, порывающейся вскочить со своего места.

– Все хорошо, дорогие друзья, – ровным спокойным голосом продолжает ведущая. – Напомню, что живем мы на Камчатке…

– Уходите, – не выдерживает звукорежиссер. Женщины покидают студию, где все раскачивается.

Интернет-трансляция из пустой радиостудии продолжается еще полчаса – пока те, кто выбежал из офисного центра, где расположилась радиостанция, не вернулись на места. Уже без опасений за свою жизнь.

А опасения были – на тот момент – мягко говоря, небезосновательными.

* * *

– Лучший коммент к этому ролику за прошедшие [после землетрясения] дни, – звукорежиссер Неустроева отматывает ленту комментариев, – вот он: «Ведущие выбежали, а операторов оставили». Вон камеры, на рельсах у потолка закреплены. А тряслись – да, как в руках у живого оператора.

– Наверное, страшнее всего было после того, как мы вышли из здания и стали ощущать дрожь земли на улице, – вспоминает ведущая Степашко. – Да, самое главное сотрясение мы пережили здесь. Уже на улице – вдох-выдох, мне нельзя нервничать. Земля трясется, дом перед глазами ходит взад-вперед ходуном. Звонки от близких, звонки близким, переживание за домашних питомцев – у меня тойтерьер дома…

Виктория Степашко родилась на Камчатке. Три высших образования, журналистика и обращение с данными: Санкт-Петербург, Прага, РУДН в Москве. В Европе не окончила вуз «из-за политической ситуации» – причем сейчас уже не помнит, удалось ли зимой 2022 года сдать авиабилеты или же они сгорели:

– Так много всего случилось за эти годы, – говорит Степашко. – Ну и после землетрясения, если честно, не совсем по себе. Многие словили сильную панику. Я сама не паниковала только потому, что мне нельзя. Что хочешь, то и делай, а не паникуй.

– Седьмой месяц, да? – смотрит на коллегу Марина.

– Восьмой уже, – вежливо поправляет Виктория.

– Ну вот и считайте, – перечисляет звукорежиссер Неустроева. – Вика в положении. «Землетрус» – никогда такого продолжительного не было. Толчки, толчки – ждем, когда закончится, а оно не заканчивается. У гостьи сзади раскачивается тяжелый экран два на три метра. Как будто бы уже надо не сидеть. А совсем наоборот: бежать.

– Мы сидим, – вспоминает гостья того эфира Татьяна Юхманова. – Оно все гудит. В голову приходит фраза «Человек – царь природы» и все, что можно подумать по этому поводу в данной ситуации. Такое себе царствование, где ты ничего не можешь сделать. А лично я до последнего сидела, потому что по прошлой работе знаю: гибнуть начинают из-за паники.

Прошлая работа у Юхмановой – в МЧС. С начала 2000-х. В суде она работает всего несколько лет.

– Заявленная устойчивость здания [радиостанции] – как и везде в городе, минимум девять баллов, – сообщает Юхманова. – Когда начало трясти, стало понятно: не пять, не шесть и даже не семь. У меня за спиной видеопанель была, так она закачалась. Страшно стало. По-честному страшно.

– Ну вот я и крикнула «уходите!» – говорит звукорежиссер Неустроева. – И знаете, что поразило? Виктория как сидела в телефоне, так и пошла на выход, глядя в него.

– У меня была важная миссия! – объясняет ведущая. – Как только Камчатку начинает трясти, я начинаю писать: «чувствую толчки» либо «не чувствую», и указываю место, где нахожусь. Есть популярный канал, в нем – в любой сейсмической ситуации – проходит этот важный опрос. Важный тем, что по нему люди ориентируются, как им быть.

На эту тему
• Землетрясение магнитудой 5,2 произошло у берегов Камчатки
• Вулкан Ключевской выбросил пепел на высоту 9 километров
• Власти Камчатки решили наградить авиадиспетчеров за работу при землетрясении

Юхманова, если что, в телефоне не сидела. Даже наоборот: забыла его на столе в студии.

– У нас постоянно проводятся учения по противопожарной безопасности, по сейсмической безопасности, – говорит она. – И землетрясения как таковые проводятся тоже постоянно, поддерживая в тонусе. Но такого, чтобы ты стоишь на улице, а земля у тебя под ногами даже не дрожит, а ходит в разные стороны…

– Когда стояли у здания, у меня три мысли было, – говорит Неустроева. – Во-первых, еще раз поразилась, как хладнокровна Виктория. Во-вторых, поняла, что вышли еще не все. В результате все нормально получилось, но страшно было. И третья мысль: вот все выйдут – а кто будет [в прямом эфире] читать погоду? Там время прогноза подходило, он живьем читается.

– Ты молодец, что успела вырубить эфир, – хвалит коллегу ведущая. – На самом деле, в дверях студии стояли люди – коллеги наши, чтобы помочь нам выбраться. На всякий случай. В целом к землетрясениям привыкли, но к такому привыкнуть нельзя.

– Вернулась в студию, забираю телефон – там десятки неотвеченных вызовов, – продолжает Юхманова. – Ну да, забыла телефон. «Бежит, орет, но снимает» – это не про меня. А так – частая история, хоть по роликам с «землетруса» посмотрите. Точнее, по их количеству.

– С Татьяной очень приятно работать, – говорит Степашко. – Мы вместе каждую среду. Я очень жду ее в студии, потому что мы не успели закончить разговор о гражданском судопроизводстве. Нужно дорассказать.

После землетрясения муж радиоведущей снял для всей семьи коттедж за городом – рассудив, что на некоторое время многоэтажка – не совсем то место, где можно быть спокойным как… Ну да, как его жена в эфире. И не в одном.

– Следующий день. Ровно в это же время, что и в предыдущие сутки, начинает трясти студию. Я снова веду эфир, в гостях – руководители ГИБДД, – все тем же ровным голосом излагает Степашко. – Уже не так ощутимо, как накануне. Никто не убежал, и было все совсем недолго. Но сотрудники Госавтоинспекции немножко потеряли дар речи. Но ненадолго. Они у нас тоже молодцы.

– Еще какие, – подтверждает Юхманова. – Все же, кто мог, рванули от толчков подальше за город – как в фильмах-катастрофах, где все едут в одну сторону, а встречная полоса пуста. И то сказать: свет рубануло, связь на какое-то время рубануло, светофоры не работают... Вот гаишники стояли и в этой тряске направляли поток машин. Слаженно сработали, глобальных катастроф не было – ни настройке, ни на дорогах.

Хотя в самом начале предпосылки были, признает губернатор.

* * *

– У нас лучшая в стране служба сейсмического наблюдения и мониторинга цунами, – говорит Солодов. – Сотрудники этой службы работают очень хорошо, в последние дни в круглосуточном режиме. Что не мешает, однако, упомянуть: в исходной точке событий они здорово ошиблись с баллами. Любому человеку на Камчатке было понятно, что толчок такой силы – это совсем не магнитуда 7,1. Такая мощность здесь бывает часто, и никаких подобных эффектов силы толчка она, разумеется, не дает. 8,8 – это оценка, впервые данная американскими сейсмологами и позже подтвержденная нашими специалистами. Что означает: на своих локациях, от нас отдаленных, у американцев больше возможностей, чем у нас.

Выход понятен: наращивать оснащенность ученых датчиками, приборами, поддерживать исследования. Все это, разумеется, с привлечением федеральных денег. С другой стороны, с подачи края уже запущена профильная подготовка в магистратуре – вулканология и сейсмика.

– Раньше не выпускали таких, – поясняет Солодов. – Узких специальностей не было, все из больших наук в эти узкие области шли.

– Потому и 7,1 там, где 8,8?

– По разным причинам, – отвечает Солодов. – Важность научной составляющей и необходимость ее усиления – то, что показало землетрясение. Наряду, конечно же, со многим другим.

* * *

– Есть волна. Есть зыбь. Есть плавная амплитуда – вот как было у нас [30 июля 2025 года], – перечисляет разновидности подземных бедствий Николай Воронов, председатель Союза строителей Камчатки.

– И есть вертикальный толчок, подобный прямому удару снизу, – Воронов проводит апперкот, резко рассекая кулаком воздух от пола к потолку. – Так вот, нам повезло. При магнитуде 8,8 вертикальный толчок означает, что 60% города было бы разрушено. Как в Нефтегорске (город на Сахалине, пострадавший от землетрясения магнитудой 7,6 в 1995 году – прим. ВЗГЛЯД). Прежде всего – старые здания, где живут люди. У нас таких немало, которые 50 лет с «продленкой».

Воронов тут же оговаривается: во все времена стройки на Камчатке были рассчитаны на то, что вертикального удара здесь быть не может. И расчет этот имеет под собой основания.

 – Все плиты, заходящие под Камчатку, выдавливают лаву, – объясняет строитель. – Почему, кстати, и вулканы после большого землетрясения начали активизироваться: и Ключевская Сопка, и вулкан Крашенинникова, который полтысячи лет молчал... В Америке, например, наоборот – плиты расходятся, что может привести к вертикальным ударам. Наши старые вулканы защищают от них Камчатку… Просто 8,8 – это очень много. И надо уже сейчас думать о дальнейших действиях в области строительства.

– Не помню, кстати, чтобы были процессы за махинации на стройках, – говорит Татьяна Юхманова, Петропавловск-Камчатский городской суд. – Старые дома уцелели, новые уцелели. Другое дело, каково народу было в «кукурузе» (16-этажный дом в центре Петропавловска-Камчатского – прим. ВЗГЛЯД). Как там качало – не представляю даже. И сейчас высокие дома строятся, 12-этажки и выше. Зачем это нам надо на Камчатке – честно, не знаю.

Зачем – как раз понятно. Начиная с того, что простоявшее полвека и больше должно быть расселено. Другой вопрос, полагает Солодов, в самой идеологии большой стройки в краевом центре и других городах Камчатки:

– Мы продолжаем обследования зданий на стойкость и готовим принятие решений по сейсмоусилению – тут будет понятно после завершения инспекций и обследований, – объясняет губернатор. – В любом случае капитальные вложения потребуются. Возможности со своего 9-го, 12-го, 15-го этажа переночевать в защищенной конструкции на земле – а не в машинах и не в палатках во дворах, как бывает сейчас, – потребуются. Развитие малоэтажного строительства – однозначно потребуется.

Сделать индивидуальное жилье в городе доступным – сложная задача, признает губернатор. Но выполнимая.

– Исходя из сейсмики, исходя из удорожания высотного строительства, климата, бытовых предпосылок – конечно, в наших условиях оптимален если не коттедж, то таунхаус, – полагает Солодов. – То, чему при новой капитальной застройке Петропавловска-Камчатского мы будем уделять большое внимание. Тем более, как вы могли заметить, наши новые дома выдержали экзамен ничуть не хуже старых.

* * *

– Три года садику, – показывает воспитательница Анастасия Куличенко на свою «Планету детства». – Очень переживали, как все это переживем. Казалось, что конструкция легче, чем требуется. Не такая, как в старых детсадах здесь. Но выяснилось, что строить можем.

Район называется «Горизонт», по кинотеатру 1980-х. Вокруг новенькой «Планеты» – те самые пятиэтажки. Им не по 50 лет, однако фасады их изъедены как будто морской водой, а на самом деле – ветрами. От ветров же некоторые торцы защищены жестяными фартуками – полностью, на все пять этажей. Если за что-то и сомневаться стороннему человеку, то вот за это всё – многоквартирное, десятилетиями без ремонтов простоявшее. И здесь, и вообще по городу.

Однако – стоит повторить еще раз – после землетрясения магнитудой 8,8 выстояло всё. И старое, и новое. Вот только в момент бедствия в благополучном исходе не мог быть уверен никто. Ни Анастасия Куличенко, ни ее мать Ирина Петровна – еще один воспитатель средней группы.

– Было около половины двенадцатого, мы как раз готовились к обеду, – говорит Ирина Петровна. – Детки играли в комнате. И вот я чувствую, что под ногами что-то не то. Дети не чувствуют, а я чувствую: не то.

– Муж мне потом говорит: «Это прям страшно. Здесь родился, жил – не помню вообще такого», – говорит Анастасия Куличенко. – А мы тут – спокойно, без паники. Ирина Петровна берет документы, Виктория Валерьевна – наш младший воспитатель – собирает курточки, чтобы всем идти на улицу.

На сборы, если что, времени не потратили вовсе:

– Мы только с улицы пришли, – говорит Куличенко. – Дальше просто: «Хотите еще гулять?» – «Да, хотим!» – «Тогда давайте быстренько одеваться, мы же молодцы с вами?»

– Ну тут как, – возражает мама Анастасии Куличенко, – либо обуться быстро, либо хотя бы кофточки накинуть… Собрали кофточки, уже на воздухе одевали детей. Никто не знал, сколь долго и насколько сильно.

Ощущение, говорят воспитатели – от 5 до 15 минут. Именно в таком разбросе.

– Они начали немножко нервничать, когда мы стали спускаться по лестнице к выходу, – вспоминает Куличенко. – Небольшая, несколько ступенек, но немножко качалась так изнутри. И потом уже снаружи понервничали немножко, когда по земле волны стали проходить. Пока мы шли до участка, где песочницы – несколько раз волна была.

Ирина Петровна:

– Мы вышли, выстроились, пересчитали друг друга – что все вышли: 11 детей и пятеро взрослых. Руководству отзвонились, родителям сообщили – потому что сразу же начались звонки: как дети, не испугались ли?

Анастасия Куличенко:

– Дети на улице играли. Паники, страха – как у некоторых взрослых в городе – не было. Песок в песочнице… ну так, подыгрывал. Я детям говорю: «Смотрите, с вами даже песочек играет, можно его как волны пускать!» Два-три года нашим, все очень включались в игру. Не совсем поняли, что происходит.

Ирина Петровна:

– Здание не танцевало, ничего не падало, кафель – и тот не отвалился. Так-то, когда детей собирали, смотрю – шкаф наклоняется, тихо так, без звуков. А он прикручен к стене. Значит, он наклоняется вместе со стеной.

Анастасия Куличенко:

– Родители разобрали маленьких в течение часа. Очень трудно было двигаться, пробки. А когда маленькие толчки, родители даже в группу не пишут. Они настолько в нас уверены, что мы супермены и всех спасем. Тревожность была. В основном из-за того, что не могут быстро приехать и забрать ребенка...

* * *

– А детям, – говорит Ирина Петровна, – в итоге даже хорошо было. Ведь в тот день можно было побыстрее домой пойти. Как бы им здесь комфортно ни было, дом есть дом, и дом заменить не может никто.

– Проходят учения каждый год. И землетрясения тоже проходят. Выяснилось, что мы готовы к большому «землетрусу» – без паники, спокойно все делаем, – говорит Куличенко. – Для детей же – ну была игра, игра прошла, пошли дальше.

Анастасия Куличенко живет на Камчатке с 2013 года. Ирина Петровна – с 2015-го. Обе приехали из Запорожья, гражданство России получили в 2010-х.

– Когда я прилетела сюда, затрясло сразу же, – говорит мать. – Я еще подумала, что это у меня ноги после перелета в себя не пришли – восемь часов с лишним, неблизкий свет. Потом гляжу на холодильник – а на нем всякая мелочь стоит и трясется друг об друга: дын-дын-дын, дын-дын-дын. Настя уже как бы местная, а и та сидит белая вся: «Землетрясение». «А, – говорю, – ну так небольшое же, пусть себе дын-дын-дын, успокоится все». И дальше сидим, чай пьем.

Родственники у камчатских воспитателей – там, на временно оккупированной территории Запорожья и левее по карте: «Все писали, все узнавали, как мы, все по-человечески», – предупреждает вопросы дочь. На Украине она работала воспитателем в детском лагере. Ирина Петровна – «в той сфере, которая вообще не была связана с образованием»: лагерь строгого режима, замначальника спецотдела. Бывший муж – капитан внутренней службы, при очередном переводе предложили должность.

– Была детская мечта, – говорит Ирина Петровна. – Наша классная руководительница – Галина Павловна, русский язык и литература – была для меня эталоном. Она завела альбом для нас – кто кем хочет быть после школы. Я написала: «Хочу быть учителем начальных классов, воспитывать детей». Когда мы на вечере выпускников к ней пришли, она показала альбом. Я дико удивилась: «Боже мой, неужели я это писала?!»

– Россия – место, где сбываются мечты, – говорит дочь.

– Значит, это все-таки мое было, – кивает мать. – Главное, что всех спасли.

* * *

– Должно, говорят нам, периодически бахать, потому что между [геологическими] плитами накапливается напряжение, и оно разряжается, – популярно излагает научные выкладки Юхманова. – Чего они делят между собой, эти плиты – я не знаю. А мы, наверху, страдай!

– Мы надеемся, что Камчатка подуспокоится, – говорит радиоведущая Степашко. – На всю жизнь запомнила фразу одного из сейсмологов: «Хорошо, что Камчатку трясет. Значит, земля разгружается». Когда Камчатку не будет трясти долго – тогда надо будет ждать чего-то эпичного. Но сейчас Камчатку трясет третий год подряд. И хочется верить, что ничего более эпичного не произойдет.

– Кроме детсада, у меня трое своих детей, – сообщает Анастасия Куличенко. – Этот жизненный момент они переждали на улице. Любой толчок теперь – вопросы: «Мама, это опять землетрясение?» «Нет, – говорю. – Мы просто качаемся». Ничего серьезного, существенного – значит, качаемся.

– Любое следующее теперь нам привычно будет, обыденно, – полагает Ирина Петровна. – Ну тряхнуло год назад, тряхнуло в позапрошлом марте – уже не вспомним, как это было. А вот нынешнее землетрясение – точно запомнится насовсем. Если, не дай бог, не начнет сильнее трясти…

– Проектировщикам – учесть, что надо еще больше усиливать здания, и четко знать, как именно это делать. Экспертиза площадок [для строительства] – еще больше внимание всему, что связано с сейсмической активностью, – перечисляет необходимые меры строитель Воронов. – Я знаю многоэтажные стройки [в Петропавловске-Камчатском], где ребята и при толчках продолжили работать спокойно – потому что знают, что и как строят. И соответственно, знают, что дергаться не надо. И знаю [стройки], где рабочие во время землетрясения бежали с площадки.

– Но сейчас выстояли-то – все...

– Давайте подождем, – предлагает Воронов. – С огромной надеждой, что никогда не дождемся.

– Хочется пожелать, чтобы воплотились слова «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Ницше, да? – уточняет губернатор Солодов.

* * *

– И если будете вечером гулять, – наставляют любезные местные, – то постарайтесь не уходить наверх от своей гостиницы.

Гостиница в самом центре Петропавловска-Камчатского. Спереди – администрация края, главная площадь и Авачинская бухта. Сзади и наверх – Петровская сопка. По факту – заросшая лесом скала с тропинками, ведущими ввысь, в зелень. То есть небольшая гора. А повторные толчки, понятно, никто не отменял. Тем более – постоянное ожидание этих толчков. И гаданий на их силу.

– Да нет, «землетрус» уже ни при чем, – машет рукой один из камчатских собеседников. – Там у вас по сопке опять медведь шастает, как в прошлом году.

 – Только год назад и рыбы [на Камчатке] толком не было, – сообщает другой. – И ягода из-за холодов не шла. Сейчас и рыбы полные реки, и ягоды хоть обожрись – а все равно мишка мало что в город приперся, так еще и в самую его середину.

– Так что на сопку не ходите, – еще раз советуют камчатцы. – А в остальном – может, тряхнет еще, но уже не так. Вот мишку – мишку нашего бояться надо всегда!