После кардинальных изменений в Сирии Россия оказалась перед необходимостью заново выстраивать свой ближневосточный контур. Сирийское направление, которое долгое время воспринималось как стратегическая основа нашего регионального влияния, пошатнулось. Политическая нестабильность, приход к власти радикальной группировки Джулани, ревизия старых договоренностей и неясность дальнейшего статуса российских военных объектов – всё это заставило Россию задуматься, насколько надежен этот плацдарм в нынешних условиях. Наши базы в Хмеймиме и Тартусе продолжают функционировать, но их значение уменьшается. Ресурсы перераспределяются, активность снижается, а на горизонте пока нет ясности по поводу будущего сотрудничества. На этом фоне визит секретаря Совета безопасности Сергея Шойгу в Багдад в сентябре этого года стал важным сигналом: Россия во многом переключает внимание на Ирак, где есть и возможности, и запрос на партнерство, и куда меньшая турбулентность.
Ирак – страна непростая, но он, в отличие от Сирии, сегодня демонстрирует куда большую институциональную устойчивость и готовность к крупным экономическим и инфраструктурным проектам.
Энергетика – первая ключевая точка сближения. Российский «Лукойл» давно работает в Ираке, но именно сейчас компания делает стратегический рывок: ей предоставлен доступ к крупнейшему нефтяному открытию последних лет – месторождению Эриду. Его запасы оцениваются в десятки миллиардов баррелей, а только первая разведочная скважина показала потенциал свыше 2,5 млрд баррелей. Если проект будет развиваться в полную силу, он может дать России стабильное присутствие на одном из самых перспективных участков мирового нефтяного рынка. Причем это не планы, а уже идущая работа: согласованы лицензионные условия, идет подготовка к промышленной разработке. Здесь Россия закрепляется не просто как инвестор, а как важный партнер, встраивающийся в долгий производственный цикл с прямым влиянием на местную энергетику и экспорт, создание рабочих мест и повышение благополучия самого Ирака.
Второй контур – инфраструктура. Не секрет, что одна из долгосрочных целей Ирака – превращение в транзитный узел между Персидским заливом и Европой. Проект «Развитие» предусматривает строительство порта Гранд-Фао, нового сухопутного коридора на север – в сторону Турции, а затем на европейский рынок. Уже идут работы по созданию железнодорожного полотна и автодорог, прорабатываются таможенные и логистические модели. Для России это ценная возможность связать прикаспийские регионы с Ираном и Ираком и выйти на турецкие узлы, ведущие к портам Восточного Средиземноморья. В условиях, когда морские маршруты становятся всё более уязвимыми, такой сухопутный коридор – часть стратегии выживания в случае конфликта. Более того, подобный маршрут позволил бы России контролировать товарные потоки через союзные и партнерские территории, минуя узкие места вроде Суэцкого канала или проливов, где давление со стороны НАТО может быть максимальным.
- «Исламское НАТО» не будет создано никогда
- Как разведка Ирана проникла на сверхсекретный объект Израиля
- Удары по Катару заставили задуматься всех союзников США
Не менее важна и военная составляющая. Вывод сил коалиции, запланированный на конец 2025 года, фактически освобождает пространство для новых игроков. США сокращают свое присутствие, иракское руководство всё громче говорит о необходимости опоры на многополярные партнерства. На встрече с Шойгу обсуждалось расширение военно-технического сотрудничества: модернизация имеющейся техники, обучение кадров, а также возможные поставки новых вооружений, включая системы ПВО и оборудование для борьбы с диверсионными группами. Россия уже имеет опыт подобных программ с Ираком. И судя по публичным заявлениям, это направление будет расширяться.
Технологическое сотрудничество выходит на новый уровень благодаря проектам в сфере мирного атома. Ирак еще со времен Саддама Хусейна испытывает острый дефицит электроэнергии и рассматривает строительство малых модульных реакторов как способ решения проблемы. С Росатомом подписан меморандум, создана рабочая группа, обсуждаются поставки оборудования, подготовка специалистов и создание научных ядерных центров, в том числе с медицинским уклоном. Подобные проекты, как показывает практика в других странах, выстраивают прочные долгосрочные связи: от поставок топлива до сервисного обслуживания. Здесь речь идет о 15–20-летнем горизонте, что делает Ирак не просто клиентом, а стратегическим партнером.
В этом контексте важно и то, как российское присутствие в Ираке отражается на положении Ирана. После череды кризисов – от западного давления до внутренней нестабильности и конфликта с Израилем – Иран оказался в более уязвимом положении. Россия, укрепляя связи с Ираком, фактически создаёт для Ирана дополнительный дипломатический буфер. Часть иракских проиранских групп поддерживает контакт с РФ и воспринимает её как важного посредника еще со времен нашей операции в Сирии, что позволяет сглаживать напряжение и выстраивать более гибкую региональную политику без прямой конфронтации. Для России это шанс влиять на динамику вокруг Ирана через диалог с его союзниками, не заходя на линию открытого столкновения. Такая схема действительно может снижать риски резкой эскалации.
Тем не менее Ирак – не прямая замена Сирии. У него нет выхода к Средиземному морю, отсутствуют устойчивые военные площадки, которые могли бы служить аналогами Хмеймима или Тартуса. Политическая система страны остается хрупкой, с внутренними конфликтами и сложной коалиционной архитектурой. Однако Ирак может получить функции важного регионального центра – с точки зрения логистики, энергетики, безопасности и технологий. Вряд ли здесь будет копирование сирийской модели. Речь, скорее, про создание нового, более гибкого, многослойного формата присутствия, в котором акцент смещен с прямого военного доминирования на комплексное партнерство.
Россия встраивает Ирак в свою долгосрочную стратегию на Ближнем Востоке. Конечно, это прагматичный выбор, продиктованный новой реальностью, которая наступает вместе с многополярностью. Пока Сирия уходит в режим неопределенности, Ирак становится рабочей площадкой, где можно вести диалог, строить инфраструктуру, качать нефть, продавать технологии, а главное – сохранять влияние. Успех этого курса будет зависеть не только от дипломатии, но и от способности России быстро переходить к делу: запускать проекты, закреплять договоренности, избегать вовлеченности во внутренние иракские конфликты. Пока всё говорит о том, что мы извлекаем уроки из прошлого и выстраиваем в Ираке не временную, а полноценную опору для новых времен.
