Общение с мирными жителями фронтовых территорий – дело деликатное. Оно регламентируется как формальными документами, так и неофициальными установками командиров в конкретной обстановке и населенном пункте. А еще оно зависит от собственных внутренних установок. Для этих людей мы освободители, защитники, но одновременно и гости. Гости вооруженные. Их судьба зависит от нас, но и наша в чем-то зависит от них.
Одни поселки Донбасса обезлюдели полностью или почти полностью, в других теплится жизнь, пусть назвать ее обычной и сложно. В Желанном-2 под Курахово, например, осталось несколько десятков человек, это, считай, много. Мне и моему товарищу с позывным Воробей нужно было как-то убрать с дороги тяжеленный каменный столб, мешавший проезду машины. Мы, обливаясь потом, сдвигали его по чуть-чуть, буквально по несколько сантиметров за рывок. В соседних домах жили три семьи, мужчины плюс-минус пятидесяти лет и их жены. Они как раз сидели вместе, собираясь пожарить мясо на мангале. Мы пошли попросить у них лом.
Дело и правда пошло веселее, но не на порядок. Однако вскоре мужики пришли к нам на помощь с еще парой ломов. Тут уж мы все сделали за несколько минут. Нас потом угостили шашлыком, а мы вечером принесли пайкового хлеба. Пообщались душевно. И конечно, мы не могли отказать в просьбе записать телефоны их родных и близких, чтобы затем в Донецке черкнуть весточки: живы, мол, здоровы.
А самое запоминающееся общение с местными в Желанном-2 и едва ли не за все время спецоперации произошло у меня накануне. И было оно, если так можно выразиться, заочным. С еще одним моим товарищем (позывной Ули) мы зашли зачистить опустевшую хату. Ни растяжек, ни вражеских солдат – они там, кажется, и не стояли. Ули пошел посмотреть, нет ли где запасов воды и салфеток, а я вдруг остановился как вкопанный возле висевшей на стене фотографии.
Четыре женщины: девочка, и, очевидно, ее мать, бабушка и прабабушка либо бабушкина сестра. Обычная семья. Поразила же меня девочка. Она была очень милой и обещала вырасти еще более красивой девушкой – а так как фотография явно не новая, вероятно, уже и выросла. Самыми поразительными были ее глаза – пронзительные, гипнотизирующие, русалочьи. В них было что-то, заставлявшее вспомнить повесть Гоголя «Портрет», только без негативных эмоций и черной мистики.
Шли минуты, а я не мог сойти с места и оторвать взгляд от фото. Ули уже давно закончил свои поиски, вернулся ко мне, и мы обменялись шутками, что я, вероятно, встретил будущую жену. Но красота и глаза человека, пусть и самые потрясающие, это лишь вывеска, внешняя обертка биографии и внутреннего мира человека. И – толчок, чтобы о них узнать и задуматься.
Я не знал о девочке и ее семье ничего. Наверняка они говорили и думали по-русски. Как и весь Донбасс, голосовали за партии и кандидатов, декларировавших пророссийские лозунги и почти всегда не выполнявших свои обещания. И после 2014-го на контролируемой киевским режимом части продолжили голосовать за тех, кто на словах ратовал за русский язык и особые права Юго-Востока страны. Без всякого, понятное дело, эффекта.
Хочется верить, что обитатели этого дома выехали в нашу сторону. Как им жилось здесь при украинской оккупации? Доводилось много общаться с теми, кто ее пережил, видеть тела тех, кто не пережил, брать в плен и допрашивать тех, кто ее осуществлял. Одни из оккупантов питали к населению открытую злобу, другие, обычно насильно мобилизованные, относились нормально, а думали в основном, как бы побыстрее смыться. Для одних Донбасс был чем-то враждебным, для других просто чужим.
- «Я решил жить на благо России»
- Украина проиграла Мариуполю в привлекательности
- Эй, вы, осторожней с Россией!
Но ведь и в самую свирепую оккупацию далеко не все мирные погибают. Кто-то партизанит, остальные стараются приспособиться и жить, как получится. Были, конечно, и сторонники «единой Украины», кто по привычке, кто по убеждениям. Буквально в соседнем доме я нашел книги на украинском еще 1990-х годов издания: «Великая история Украины» с сечевым стрельцом на обложке и что-то там про «Московский миф Третьего Рима» львовского издательства, с авторским посвящением «моим друзьям, патриотам Грузии, Азербайджана и Ичкерии». А разве у нас самих не было и нет «людей с хорошими лицами», которые признавались в любви «патриотам Ичкерии», в августе 2008-го стали «ягрузинами», а в 2014-м и особенно в 2022-м начали страдать за будущее и целостность Украины под жовто-блакитными флагами с тризубом?
Фото передо мной было, повторюсь, относительно старым. Ему, думается, лет десять. Многие из ровесников этой девочки значатся в печальном списке на черном камне донецкой Аллеи Ангелов. Я был в этом месте три раза и каждый раз плакал, в первый – почти навзрыд. У этих ангелов не будет земной взрослой жизни, не будет своих семей. Как не будет их у детей, гибнущих прямо сейчас от украинских обстрелов и дронов в том же Донбассе, Херсонщине, Запорожье, Белгородчине и Курщине.
Не мы начали войну, мы ее завершаем. Я наконец оторвался от фото. Возвращайся домой – девочка, девушка, женщина. Как вернулась домой, в Россию, Донбасская земля, а Россия на Донбасскую землю.
