В последние месяцы российское общество постоянно слышит от оппозиции обвинения в русском «деспотизме» и «рабской сущности». Этим обвинениям уже не первое столетие, меняются правители, режимы и даже название страны, но сущность претензий не меняется. Давайте попробуем разобраться, во-первых, почему так происходит, а во-вторых, какая же альтернатива предлагается. А для этого обратимся к нашему прошлому.

В 1564 году приближенный царя Ивана IV князь Андрей Курбский бежал в Великое княжество Литовское, где отдал себя под покровительство польского короля и великого князя Литвы Сигизмунда II. На чужой земле он немедленно оказался не просто свободолюбцем, выступавшим против тирании грозного царя, но настоящим идеологом, автором целой концепции, суть которой мало поменялась с того момента, как князь взял в руки перо, чтобы написать первое послание Ивану Грозному.

Он писал, что Россия – это государство, устроенное совершенно неправильно. Вместо «естественного» ограничения монархии царь в ней является абсолютным правителем. Он не прислушивается к голосу лучших людей, то есть знати, а правит самовластно, более того, знатные люди постоянно страдают от тех наказаний, что накладывает на них царь.

Парадокс, но выступая с таких позиций, Курбский был не либералом, а консерватором. Ведь для XVI века именно абсолютизм и регулярно устроенное государство было наиболее прогрессивным и современным видом устройства политической власти. Именно за абсолютизм боролись с феодальной аристократией такие прославленные правители Европы, как Карл V Габсбург, Генрих VIII Тюдор и его дочь Елизавета I, французские короли из дома Валуа. Для всех них сильная власть короля, централизованное государство с сильной властью, управляемое по регламенту, было образцом и примером для подражания.

Именно те европейские государства, что смогли установить абсолютные монархии к XVII веку, получили самый мощный импульс в развитии, в то время как страны, не сумевшие сделать это, оказались на обочине и стали все более и более отставать в своем развитии. Например, Польша, где абсолютизм сдерживало всевластие магнатов, или Испания, где против королевского абсолютизма постоянно выступали Арагон, Каталония, Валенсия и другие провинции, обладавшие обширными автономными правами.

Курбский смотрел, прежде всего, на польско-литовское государство, где знать обладала немыслимыми правами, а власть короля значила совсем немного. Именно польский опыт он изучал на практике и очень хорошо знал. Скажу больше – он им открыто восхищался. Да и вообще, польские вольности вскружили голову как русской аристократии, так и простому дворянству. Еще бы – жить в государстве, где король даже для самого бедного дворянина не более чем «брат-пан король», где все вопросы управления государством решаются на всеобщем Сейме или же в более узком кругу 170 шляхетских депутатов, входивших в постоянно действующий парламент – Посольскую избу.

А разве не приятно осознавать, что у тебя есть право принять решение, что король не поддерживает твои шляхетские вольности, а значит, можно отказать ему в подчинении и устроить законный мятеж. Такое вооруженное выступление против законной власти даже носило в Польше особое название – рокош. И по польским законам, даже подавив рокош, король не имел права наказывать его участников – ведь они проливали кровь за свои сословные права, которые считались священными, а вот центральная власть государства такого высокого статуса не имела. «Шляхтич в своем огороде равен воеводе», – гласила старинная польская пословица.

Манящий образ магнатско-шляхетской демократии стоял перед многими русскими князьями и боярами, недовольными усилением власти царя. Но вел он не в будущее, а в далекое прошлое, в эпоху феодализма, который уже в XVI веке доживал в Европе последние дни. Действительно, феодальное общество было куда более «демократичным» (если можно так выразиться), нежели общество Нового времени, когда государство постепенно начало превращаться в давящую в равной степени и знатного герцога, и простого человека бюрократическую махину. Но это была демократия совсем не для всех. Права и привилегии имела лишь знать. В Новое время поменялось лишь то, что перед королевской властью вынуждены были склониться не только простолюдины, но и аристократия, которую это страшно раздражало.

Предположим, что у Курбского и других сторонников боярских вольностей все получилось, и они каким-то образом – ядом, кинжалом или аристократической фрондой смогли обуздать самодержавную власть царя. Что ждало дальше Россию?

А вот что. Да, у нас бы появилось некое подобие польского Сейма. Но с гораздо более урезанными правами, ведь княжеская и боярская аристократия совершенно не горели желанием делиться властью с простым дворянством и тем более горожанами и крестьянами. Они хотели свободу исключительно для себя. И получили бы ее, установив олигархическое правление, в котором власть досталась бы клике самых могущественных и знатных родов, которые немедленно перегрызлись бы друг с другом.

Как это происходит в реальности, мы уже видели в нашей истории на примере Семибоярщины, которая правила всего два года – с 1610-го по 1612-й, но оставила о себе самую черную память. В Семибоярщине состояли отличные люди с большим опытом, авторитетом – князья Мстиславский, Трубецкой, Воротынский, Голицын и другие. Сами по себе это были отличные политики, управленцы, военные. Но стоило им собраться воедино и захватить власть, как Семибоярщина превратилась в клубок змей, источник постоянных склок, интриг, по службе продвигались только «свои люди», казна разворовывалась с фантастической скоростью.

Потом Россия как-нибудь выкарабкалась из катастрофы Смуты, все же государство у нас было очень сильным. Но лет на двадцать позже и с куда более тяжкими последствиями, за которые пришлось бы платить в первую очередь крестьянам, которых по польскому образцу закрепостили бы столь сурово, что все ужасы крепостных порядков XVIII столетия показались бы ничтожными. И суровый крепостной режим установился бы лет на сто раньше, чем в реальной истории.

А еще – видящее, как привольно живут «русские магнаты», в борьбу вмешалось бы наше дворянство, которое неизбежно захотело бы получить те же привилегии что имели их коллеги в соседней Польше. Это привело бы к череде кровавых конфликтов, в которых и прошел бы наш XVII век, а возможно, и часть XVIII. Разумеется, ни о каком собирании русских земель, борьбе за Украину, войне за выход к морю, реформах по образцу Петровских не было бы и речи. В итоге Россия к середине-концу XVIII века была бы очень похожа на тогдашнюю Польшу, только гораздо беднее, меньше по территории и с куда меньшим населением, чем в реальности.

И что бы с нами тогда стало? Ответ очевиден. Как в реальной истории, куда более сильные соседи поделили Польшу, так, окажись выполнены мечты сторонников уменьшения власти царя, была бы разделена ослабевшая Россия. Страна, не сумевшая совершить модернизационный рывок в будущее, не создавшая современную систему управления, мощные армию и флот, сильную промышленность. Зато у дворянства к концу XVIII века были бы права избирать парламент, угнетать крестьян, считая их неполноценными людьми, и обирать собственное купечество, которое суть народ «торгашеский, подлый» и оттого всегда должно платить благородным.

Не будем забывать, что на запад от наших границ в XVIII веке были два мощных государства, как раз пошедшие по пути установления абсолютной власти монарха, – держава Габсбургов и Пруссия Гогенцоллернов. Габсбурги считали своей миссией захват всех славянских земель (что они успешно совершили в Восточной Европе), а Пруссия просто нуждалась в землях и подданных. Причем пруссаки даже не заморачивались над какой-то «цивилизационной миссией» – те же поляки, попавшие на их землю, к примеру, в Силезии, захваченной в XVIII веке, уже в третьем поколении говорили только по-немецки и считали себя немцами.

Так что выбор у нас был невелик: или власть Габсбургов, в державе которых православные славяне были людьми третьего сорта после немцев и венгров, но хотя бы могли сохранить язык и веру, или прусская тотальная ассимиляция.

Ну что, выберем свободолюбивого князя Курбского? Или все-таки предпочтем другой вариант?