«Много везения тогда было». О чем сегодня жалеет герой «чуда на Ижме»

– Шли они строго на север, – показывает траекторию посадки, спасшей жизни 81 человека, Сергей Сотников, бывший начальник аэродрома, а с начала нулевых – вертолетной площадки в Ижме, Республика Коми. – Тут в чем пилотам еще повезло? Полоса наша к северу на шесть метров выше, чем на юге. Шли не на спуск, а на подъем, в горку – что сокращало пробежку [лайнера на посадке]. При том, что полоса наша – всего 1340 метров длиной.

Под безопасную посадку Ту-154 – вроде того, что сел на полосу к Сотникову 7 сентября 2010 года, 15 лет назад прервав рейс из якутского аэропорта Полярного в Домодедово – требуется, «если все хорошо и идеально, то 2500», сообщает Сотников.

– И на 2000 [метров] сядет тоже нормально, – продолжает бывший начальник площадки. – А мои 1340 – это «Аны» двадцать четвертые. Либо «Яки» сороковые. Не более того… Шли в горку – значит, меньше проезд по грунту, больше шансов выжить.

Из того, что стало известно об авиапроисшествии за последние полтора десятка лет, можно понять: шансов выжить – да еще всем и сразу, даже без сколько-нибудь достойных упоминания травм – не было примерно никаких. На самолете, как говорит Сотников, «сбойнуло электричество, ответственное за бортовую навигацию» – и сбойнуло оно с концами. Затем вырубилось электроснабжение двигателей топливом – и тоже без возможности ремонта в небесах.

Если совсем по-простому, то на самолете вышло из строя примерно все, что держало его на маршруте, вынудив пилотов попытаться совершить аварийную посадку. Таким образом, традиционный русский вопрос «что делать?» для экипажа Ту-154 – КВС Евгений Новоселов, второй пилот Андрей Ламанов – не стоял.

В отличие от вопроса «куда?». Дальше – общеизвестно: в 2010 году внизу под терпящим бедствие самолетом обнаружилась взлетно-посадочная полоса. Исключенная из всех реестров восемью годами ранее – то есть в 2002 году. Но все эти годы сохраняемая в полнейшем авиационном порядке. Силами Сотникова – косившего траву вдоль бетонки, подновлявшего навигационные знаки, убиравшего камни.

И так – все восемь лет.

– Много везения тогда было, на всех хватило. С горкой, – улыбается Сотников.

У Сергея Михайловича улыбка очень похожа на чью-то еще. На улыбку человека безусловно известного, но вроде бы безусого – в отличие от Сотникова. Потому и не распознать с ходу.

– На Меньшова же, – приходит на помощь Сотников. – Он же, получается, как бы меня сыграл в той комедии. Люди еще до того говорили, что улыбаемся очень схоже. Хоть друг на друга и не похожи совсем. Хороший был, земля ему пухом…

* * *

«Та комедия» – новогодний фильм «Елки-2», то есть один из самых первых. История про спасение там, где его не могло и не должно было быть – что называется, по горячим следам. Командира самолета играл Алексей Петренко. Хозяина заброшенной полосы дядю Валеру – Владимир Меньшов. Шел 2011 год, следующий от «чуда на Ижме». Историю самолета и Сотникова тогда знали примерно везде.

В следующий раз Сотников появился на экранах страны – чтобы не мельком, а основательно – через десять лет, в 2021 году. Не в кино, зато сам, собственной персоной. Праздновали 100-летие Республики Коми и в числе прочего провели специальную игру на «Поле чудес». С показом по всероссийскому телевидению.

– Вы видели? – интересуется Сотников четыре года спустя. – Хорошая была, смешная.

– Сперва был техником ГСМ, по заправке. Потом стал начальником аэропорта, – докладывал Сотников, участник первой игровой тройки, ведущему Леониду Якубовичу. – Потом аэропорт сократили, стал начальником вертолетной площадки.

– Помнится случай со спасением сто пятьдесят второй машины, – глубокомысленно заходит на курс Якубович, авиатор-любитель со стажем.

– 154-й – поправляет Сотников. – В аварийном режиме садился. Электрохозяйство отказало все полностью. И они в ручном режиме посадили на мою полосу самолет. Сначала планировали на воду, как на Гудзоне. Потом на лесной массив сесть. Когда увидели мою полосу, за которой я просто так ухаживал, им пригодилось. Там осевая разметка была, входные щиты…

На эту тему
• Как самолеты эвакуируют с места катастрофы?
• «Дает пинка, но помогает». Как наводится справедливость в Коми
• «Село то же, а страна другая». Как поменялись герои у забайкальцев

– Что значит «ухаживал»? – спрашивает Якубович.

– Ну я, как говорится, по инициативе своей содержал взлетную полосу...

– Так это о вас писали газеты? Ребят наградили и вас ведь наградили?

– Да, – подтверждает Сотников. – Медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

– Обоим пилотам, – напоминает Сергей Михайлович, не останавливая видео, – дали Героев [России]. По праву, 80 душ же, они молодцы огромные.

– В благодарность за то, что вы тогда сделали – примите этот скромный подарок. От нас от всех, – провозглашает Якубович. В студию под аплодисменты вносят телевизор и музыкальный центр.

– Нормально повеселились, – оценивает Сотников спустя четыре года. – И гостиница была шикарная – отдельные номера у всех, кормили на убой. Нормально все сделано было в этом плане.

Ко всему Сотникову тогда достался сектор «Приз». Им оказалась поездка на двоих в Санкт–Петербург. «Съездили с женой, хорошо», – вспоминает он. С тех пор бывший начальник воздушных ворот Ижмы не был ни в столице, ни на федеральных экранах.

– Кто ж меня в Москву возьмет? – спрашивает он. – И главное – зачем.

* * *

С командиром Ту-154 Героем России Евгением Новоселовым – «иной раз общаемся», подтверждает Сотников, кавалер медали ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.

– Пару раз звонил, – уточняет бывший воздушный начальник Ижмы. – И открытку присылал – к столетию гражданской авиации. Это недавно совсем, два года назад. С половиною. А пассажиры – нет, никто не писал, не звонил...

Невнимание к себе Сотников то ли не замечает, то ли не хочет замечать. Как, впрочем, и внимание. Более всего ему жалко, что на Севере закрывали и закрывают аэропорты местных воздушных линий – МВЛ.

– И вряд ли откроют, – полагает он.

Лет десять назад, напоминает бывший директор сельского аэропорта, качественная реконструкция вверенной ему полосы стоила, по официальным республиканским расценкам, от 30 до 40 млн рублей.

– Сейчас-то, наверное, не подешевело? – предполагает Сотников. – А если правильно заасфальтировать перрон, рулежку – вообще не знаю, сколько нынче будет.

* * *

«Здесь кругом леса и холмы, единственный вариант – небольшая ровная отмель на реке Ижма», – звучит с экрана телефона. На экране – один из новостных сюжетов, посвященных «чуду на Ижме». Этот вышел в 2015 году – стало быть, на пятилетие.

– Ну не надо, а, – возражает Сотников в 2025-м. – Не вариант это был. Американец [Чесли Салленбергер] на Гудзон садился – там глубоко было. И наш на Неву (аварийная посадка Ту-124 в августе 1963 года, все 52 человека выжили – прим. ВЗГЛЯД) – тоже под брюхом много воды было. А у нас на речке всегда было мелко, сколько себя тут помню.

Сотникова сюда распределили после института в 1978 году. Когда аэропорт Ижмы был на острове – омываемым рекой Ижмой. По его воспоминаниям, аэропорт был не слишком удобный. Кто на лодке до него добирался, кто паромом, кто еще как. Зато были прямые рейсы из столицы Коми АССР Сыктывкара на родину – в Уфу.

Теперь в Уфу из Сыктывкара приходится летать через Москву, а до столицы региона и Ижмы добираться только по земле.

– Так-то Ан-24 из Сыктывкара регулярно летал, – вспоминает бывший начальник аэропорта. – Было много народа, люди как-то двигались. Внутрирайонные маршруты Ан-2 – Няшабож, Брыкаланск, Кипиево, Том, Койя – Сергей Михайлович помнит наизусть:

– Летом на шасси, то есть на колесах. Зимой – на лыжах. Везде сядут. 12 человек посадил – вжик!

«Вжик» внутри района, по советским воспоминаниям Сотникова, был довольно дешев – 3 рубля 50 копеек. Чуть подороже – за пределы большой Ижмы: Сыктывкар, Печора, Ухта. Вот в другие области, говорит Сергей Михайлович, «даже на пике Союза» не летали: аэропорт местных воздушных линий – и все тут.

За свои 42 года при местных линиях вокруг Ижмы начальник Сотников и вправду запомнил многое. Мог бы, говорит, работать еще – благо никто на пенсию не гнал.

– Да ни интереса не стало, ни смысла, – констатирует он. – Все рушится в аэропорту, приходишь зимой – даже света нету. А билеты надо же продавать. Наставишь каких-то ламп, что-то почистишь – а смысла-то и нет уже совсем…

* * *

На летное поле того, что когда-то было аэропортом Ижмы, можно выйти без пропуска и досмотра: калитка в заборе не закрыта даже на условный замок. Место для входа узнать легко: перед ним в траве валяется вывеска «Выход» – старая, еще тех времен.

Вот кирпичный аэровокзал Ижмы – тот закрыт надежно. Внутри – весы для багажа, камеры хранения, забранное решеткой окно с надписью «Кассы Аэрофлота», кресла плюшевого вида. Все это можно разглядеть через разбитые окна – тоже, впрочем, защищенные решетками и грозной надписью об осуществляющемся видеонаблюдении.

– Тут КДП был, – показывает Сотников в сторону, где располагалось аэропортовое хозяйство. – Командно-диспетчерский пункт. Обзор был нормальный, удобно было. Там спецтехника стояла, в том числе два резервных генератора. Две высоковольтных линии шло, две! Никогда не могло быть, чтобы света не было.

Вдоль спасительной взлетно-посадочной полосы – та самая авиаразметка, которую годами после отмены самолетов до Ижмы поддерживал Сотников. Резина уцелела, краска тоже.

– И осевая линия у меня в идеальном порядке была. Вот она, белая, – показывает Сотников остаток широкой, но уже мало видимой черты. – Когда садишься на осевую, тебе сразу видно, где центр. И входные щиты были, для лучшей заметности при посадке.

Единственное, чего «получается не учел», говорит Сотников через 15 лет после всего – что надо было, поддерживая полосу в порядке, чуть больше заниматься ее «ну, скажем так, обочиной». То есть землей слева и справа от бетонки.

– Полоса 35 метров шириной, – объясняет Сергей Михайлович. – А размах крыльев [Ту-154] – 37. И елки с ивняком по бокам полосы, все в двигатель всосались – пришлось менять потом прямо здесь. И при торможении резину с колеса – как ни ухаживай, а полосы недостаточно – так что будто срезало. Ну и за полосу выскочил, как без этого было…

– А если бы не дай бог что – вам бы еще предъявить могли, что плохо полосу содержали?

– Она в реестре не числится, – улыбается Сотников. – Ее нету по документам.

– И тем не менее...

– Я бы сказал, «не знаю, где эта взлетная полоса», – подумав, уже всерьез отвечает бывший начальник аэропорта. – «О чем речь, не знаю. У меня вертолетная площадка, на нее никто не садился».

* * *

– А если бы не «Ту», а «Боинг» тут садился, то он бы вовсе рассыпался, – чуть позже, закрывая калитку близ вывески «Выход», говорит Сотников. – У него двигатели где? Внизу. Вот все бы шелушение это – осколки бетонные с полосы, палки, елки – ему кирдык сделало бы. Опять же повезло, что самолет наш, и двигатель у него по-нашему расположен. Никогда не знаешь, где повезет…

– Получилось как получилось, – пожимает плечами Татьяна Артеева, научный сотрудник Ижемского районного историко-краеведческого музея. – В постоянной экспозиции у нас ничего про это нет.

В небольшом трехэтажном доме, где Артеева – одна из хозяек, собрано примерно все мало-мальски значимое для этой части Русского Севера. От промыслов и здешнего купечества (лавки от Петербурга до Парижа: кожа и замша отменной выделки) – до наград ижемских героев СВО. Компактный музей системен и наполнен настолько, что отсутствие каких-то упоминаний и о Сотникове, и о самом спасении полтора десятка лет назад – особенно бросается в глаза.

– Выставка однажды была, – поясняет Артеева. – А в экспозиции – зачем держать? Мы стеснены, места совсем нет.

Иные земляки, если речь зайдет о Сотникове, могут отметить, что траву вдоль полосы бывший начальник аэропорта косил не просто так, а для преуспеяния личного скота.

– Здорово помогало [подсобное хозяйство] все годы, – не скрывает Сергей Михайлович. – Козы, овцы, курочки. Сейчас мы с женой в возрасте, никого такого не держим. Надо если – что ж, молочка себе литр не купим? Зачем мучиться, сено косить…

Другие – понятно, скажут про «зарплату как у начальства». И, соответственно, следующим шагом – про «что ж за нее не поработать-то было», в смысле расчистки той же полосы. Здесь Сотников тоже отрицать не станет: были в аэропорту заработки. Не столь, правда, большие, сколь твердые. Особенно если брать советские времена.

– Зарплата по 180, включая районный коэффициент и северные, 80% накрутка, – начинает считать он с самого начала, то есть с самых младших техников. – Ударник труда – еще 10%. Вредность – 13%. С техников третьего класса дошел до первого. Уже зарплата на 50 советских рублей больше. Полмесяца можно было жить на тот полтинник.

На пике, говорит бывший начальник, выходило под 250 рублей. Плюс совмещение. Плюс, напоминает Сотников, хозяйство.

– Огород мы, кстати, до сих пор растим, – говорит он. – Картошка своя, парников пять. Помидоры, огурцы, кабачки, тыква и – чего-то еще, не помню, смешанное. Морковь хорошо на открытом грунте растет да картошка. А остальное под парник.

Российская зарплата у начальника вертолетной площадки в Ижме была «добре за 70 тысяч»; если не на нефти и не с оленями – по сельским меркам хорошие деньги, особенно если с хозяйством. Пенсия – опять же, «не на что жаловаться», и скрывать тоже нечего: 34 тысячи плюс ветеран труда, «а еще заслуженный работник транспорта Республики Коми, это 3600». На круг под 40 тысяч.

– И у жены то же самое, только без надбавок, – добавляет Сергей Михайлович. – В аэропорту работала, под сокращение попала, недоработала стаж – всего 30 лет у нее получилось.

После «чуда на Ижме» Сотникову иногда приходили деньги и подарки – со всей страны, народным сбором.

Подаренный снегоход отработал почти до конца десятых – аккурат до пенсии начальника площадки. Деньги, собранные почитателями, пошли на световое оборудование для той же площадки – «светостарты называется», поясняет Сергей Михайлович, «по сумеркам вертолетам с ними хорошо».

– С соседями проблем нет, идеально, – вполне искренне отвечает Сотников. – Зависть на себе никакую не чувствую.

Ну и слава богу, чего.

* * *
– Что людей спасти удалось – так-то и вправду же дело случая, – рассуждает Сотников. – А что обратно аэропорт не запустили – дело намеренное.

– В смысле?

– Вот объект, и он не копеечный, – начинает перечислять Сергей Михайлович. – Сколько бетона залили. Какие объекты вокруг – ГСМ, автобаза, дизель-генераторы. Локатор, привод ближний, привод дальний. Очевидно же мне было: трудности перестроечные пройдут – и запустят [аэропорт] обратно. А вот потерплю – дальше будет легче.

Стало быть, на пенсию пять лет назад Сотников ушел, когда понял: легче – в том, чтобы вернуть самолеты – пока что не будет. Хотя, признается он, «звоночки были» все годы службы при вертолетах.

– В 1990-е мы как индейцы приняли этот капитализм – нам показывали колокольчики, зеркала и тряпочки яркие, а мы удивлялись, как все красиво да ладно, – напоминает Сотников. – Европа, Европа... Взять вертолетную площадку. У нас [на ней нарисован] круг. У них – буква Н, по-ихнему «ха», от «хеликоптер».

Сотников долго убеждал авиационное начальство, что на круг вертолету садиться сподручнее, то есть удобнее. Ведь, говорит он, с какой стороны дует ветер, с той у вертолета и посадка. А для этого круг – самая правильная фигура.

– Нет, говорят они мне! Рисуй, говорят, букву «ха» и не возражай! Да еще инструкцию тычут: изволь разместить эту букву по курсу посадки, – вспоминает начальственные распоряжения нынешний пенсионер. – А откуда же я знаю, какой курс? Под ветер буду крутить букву, что ли? Ну посмеялись, инструкцию переписали. А зачем буква вместо круга – так и не сказали.

Букву, если что, на аэродроме Ижмы нынче особо не видать – ни Н, ни «ха», никакую. «Обновляют редко», полагает Сотников. После него на вертолетной площадке успел смениться еще один начальник. Зато республиканские авиахозяйственники пригнали – прямо на бывший перрон – несколько теплых прицепов. Зимой люди могут ждать вертолеты в тепле – что уже огромный плюс. Даже при том, что аэровокзал как таковой – многократно вымороженный многомесячными северными зимами, годами без света и коммуникаций – кажется, восстановлению не подлежит вовсе.

– У них северные аэропорты маленькие и в основном частные. У нас частник содержать аэропорт не может. В Воздушном кодексе не предусмотрено. Для частной авиации – пожалуйста, а пассажирская нет, – объясняет Сергей Михайлович.

– Стало быть, кодекс менять надо, чтобы аэропорт вернулся?

– Опять про Европу, – кажется, Сотников начинает немного ворчать. – Страну надо на местные линии вернуть. Нашу, свою страну.

* * *

– Ижма спасла жизнь стольким людям. Может быть, для этого она и была создана? – спрашивает Елена Пудкова, директор Ижемской средней школы.

Первое упоминание Ижмы, если что – 1567 год.

– Ну вот, – подтверждает директор Пудкова. – Много столетий простояла деревня. Чтобы пассажиры благодаря нашему земляку здесь спаслись, выжили. Кто молодые, родили детей. А те внуков родят.

– Может быть, – не спорит Сотников с трактовкой школьного директора. – Подвернулась, конечно, удача экипажу с этой взлетной полосой. Так-то бы они никуда не сели, ни на какое место. Речка Ижма неглубокая. На грунт садиться – тоже не вариант. Он же с моей полосы когда выкатился, так передней стойкой в грунт сразу и залез. На полметра в глубину. Год потом ремонтировали да вытаскивали…

– Даже самолет спасся, сам самолет, – продолжает директор Пудкова. – А говорили, что восстановлению не подлежит. Разве это не подвиг – постоянный труд [Сотникова] на взлетной полосе?! Годами же в порядке держал, годами…

Кажется, в религиозной традиции безвозмездный труд во имя неясного, но все же блага – это одно из условий спасения души. А тут – не одна, а восемь десятков душ, причем вполне конкретных. Плюс – да, их дети и внуки.

– Нет, так не праздновали еще, чтобы все вместе, – говорит бывший начальник полосы. – На десять лет, разве что, прилетали любители небольших самолетов сюда. Попировали немного, вспомнили. Наш земляк устроил все – бизнесмен отсюда, в Москве нынче живет, спасибо ему. А официально – только в новостях упоминали, на том спасибо…

– Может быть, спасенные и их дети-внуки когда-нибудь соберутся в Ижме, – предполагает Пудкова. – Сейчас, на 15 лет, уже поздно. Но, например, на 20-летие своего чуда – почему нет? Красиво и правильно было бы.

Можно, кстати, и раньше, хоть и без юбилейного повода. Поблагодарить того, кто благодарности, разумеется, не требует. И наград не требует. И почестей. По крайней мере, просить обо всем этом – точно не станет.

* * *

Потому что в повседневном многолетнем труде Сотникова по расчистке взлетно-посадочной полосы чего уж точно не было, так это трудовых подвигов. В привычном, понятном со времен предыдущей страны смысле – рекордов, достижений, юбилейных вахт и встречных обязательств с перевыполнением планов. Собственно, в этой истории и планов-то не было никаких. Просто отдельно взятый человек счел, что решение начальства – списать вверенную ему ВПП – ошибочно. И спорить с этим решением не стал. Но и полосу оставил в своем собственном попечении. Как у классика, причем не местного: «Нужно возделывать свой сад», Вольтер, финал «Кандида».

Наверное, никто через полтора десятка лет после «чуда на Ижме» не станет спорить, что Сотников оказался самым настоящим героем – так точно, труда. Пусть и – здесь хочется написать «пока что» – со строчных букв. Впрочем, свой труд как таковой пенсионер Сотников готов продолжить в любое время – если наверху все же решат, что некогда вверенную ему взлетно-посадочную полосу следует снова взять в реестр.

– Республика не потянет, – предупреждает он. – Должна быть федеральная программа. И не только на наши, но и вообще на все маленькие северные и дальневосточные аэропорты. Чтобы запустить, обслуживать, эксплуатировать…

– Аэропорт однозначно нужен, – уверена Наталья Чупрова, заместитель главы администрации Ижемского района. – Может, не до столицы. За час-другой доедешь до Ираэля, ночь в поезде – и в Сыктывкаре. Маршрутка – тоже удобство. Но быстро, восемь часов.

А вот вертолеты Ижме и другим северным селам, подчеркивает Чупрова, нужны. Причем не только для медицинских целей и перелетов в межсезонье – когда зимника еще нет, а по реке Печоре уже не проплыть.

– Регулярные рейсы между селами очень хотелось бы. Площадки, подсветки, – перечисляет она. – И аэропорт нужен снова – не чтобы вагончики, пусть и теплые, а здание. И Сергей Михайлович такой любому хозяйству нужен. Не только авиационному.

– Вон Владимир Путин [на пленарной сессии ВЭФ] опять сказал, что очень нужны внутренние перелеты в отдаленных районах… Если всерьез нужен буду, то лично мне здоровье позволяет, – повторяет Сотников. – Просто через три года мне уже 70 лет. Так что – поторопитесь, пожалуйста.