Вскоре после начала правления Михаила Горбачева страна была захвачена валом публикаций, посвященных тематике массовых репрессий в период правления Иосифа Сталина. В какой-то степени это было закономерно, поскольку до середины 1980-х эта тема была жестоко табуирована государственной цензурой. Затем цензура была ослаблена, общественный запрос на такого рода информацию был высок, на него реагировали тогдашние лидеры мнений.
В то же время не возникло ни внятного определения этого периода советской истории, ни даже его четких временных рамок. По умолчанию из разряда репрессий выводилось все, что не совпадало с временем правления Сталина. Это превращало публикации о репрессиях в узконаправленную кампанию, в которой для большинства борцов с режимом было слишком много личного. Рассматривать же репрессии 1918-23 гг. никто не собирался, в том числе и в верхних эшелонах власти, где сохранялась вера в «доброго Ленина», который все делал правильно, и в «злого Сталина», который исказил ленинизм в угоду «культу личности».
Особо пострадавшими от репрессий стали представители определенной группы советской элиты 1930-х годов. Именно их наследники, фактически одна лично заинтересованная общественная сила (получившая затем название «демшизы»), создали в 1980-х специально под себя целый политико-исторический нарратив, попутно дискредитируя всех своих противников.
Недостаточно громко каешься в политических репрессиях? Тогда ты «сталинист», «потомок убийц» и «красно-коричневый». Наиболее активная часть «демшизы» присвоила себе право судей. Они стали решать, кто хороший и «рукопожатный» с политической точки зрения. Достоин или недостоин трибуны, авторитета.
В итоге то, что начиналось как справедливое движение за восстановление прав незаконно репрессированных и стирание «белых пятен» в советской истории, за пару лет перешло все грани разумного. Любое действие государства в советский период подвергалось в тогдашней прессе огульной критике. Любое сотрудничество с государством и его спецслужбами стало резко осуждаться.
Сам трагический факт репрессий с годами превратился для либеральной части политического спектра чуть ли не в главное событие ХХ века.
Для Горбачева издание «указа о репрессиях» было в какой-то мере вынужденным решением. И Горбачев в этой гонке заметно отставал от более радикальных кругов. Например, Указ президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов» был издан еще 16 января 1989 года. Согласно этому документу, необходимо было считать реабилитированными всех граждан, которые были репрессированы решениями НКВД – УНКВД, коллегии ОГПУ и «особыми совещаниями» НКВД – МГБ – МВД СССР, включая лиц, осужденных впоследствии за побег из мест спецпоселения.
Грубо говоря, по парламентскому указу реабилитации подлежали автоматически все без разбора и даже без формального пересмотра дела. Что не только сомнительно с политической точки зрения, но и несостоятельно юридически. Это и пытался исправить Горбачев, подойдя к делу реабилитации несколько более разумно.
В частности, в его указе была оговорка: реабилитации не подлежали лица, осужденные за измену Родине в период Великой Отечественной войны, каратели, коллаборационисты, лица, сотрудничавшие с немецкими властями, а также совершившие умышленные убийства и другие уголовные преступления. При этом уже в тот период раздавались требования реабилитации генерала Власова и его сторонников, которых наиболее радикально настроенные представители «демшизы» уже тогда называли «борцами со сталинизмом».
Перед нами типичная для этого политического крыла подмена понятий.
По такой же схеме «героями» и «невинно пострадавшими» объявлялись представители националистических группировок, что в короткий срок привело к радикализации и легитимизации национализма и русофобии сперва в прибалтийских республиках, а затем и в некоторых других, особенно в Закавказье и на Украине. А значит, подтолкнуло распад большой России, СССР.
Большинство современных русофобских нарративов корнями уходит именно в случившуюся в тот период подмену понятий: восстановление исторической справедливости было заменено антигосударственной риторикой. Более того, в 1990-е годы люди со взглядами, хоть немного отличными от мейнстрима «демшизы», не могли получить работу в СМИ. «Чернуха» и бесконечное обличительство стали чуть ли не основными мотивами и сюжетными линиями в театре и кино. В этот период целые карьеры делались на разрушительной антигосударственной риторике, которая прикрывалась «борьбой со сталинизмом».
Возможно, эти люди сами не различали разницы. Как выразился в свое время философ Александр Зиновьев, «целились в коммунизм, а попали в Россию».
Усугубило ситуацию почти полное отсутствие длительное время какой-либо подлинно научной и взвешенной общественной дискуссии на тему репрессий. Эту дискуссию подменили фантазии писателей, в том числе весьма знаменитых и авторитетных.
Скончавшийся в 2015 году самый авторитетный исследователь темы репрессий, историк Виктор Земсков, первым получивший доступ к архивам МВД о ГУЛАГе, рассказывал следующее: «Западные советологи утверждали, что жертвами репрессий, коллективизации, голода и т. д. стали 50–60 млн человек. В 1976 году Солженицын заявил, что в период с 1917 по 1959 год в СССР умерли 110 млн человек. Трудно комментировать эту глупость.
На самом деле темпы прироста населения составляли более 1%, что превышало показатели Англии или Франции. В 1926 году в СССР было 147 млн жителей, в 1937 году – 162 млн, а в 1939 году – 170,5 млн. Эти цифры заслуживают доверия, и они не согласуются с убийством десятков миллионов граждан».
Подмена понятий стала для «демшизы» (более научного определения этой политической группы все еще не существует) главным риторическим приемом и используется до сих пор. А фиксация на сталинском периоде истории и на сталинских репрессиях до сих пор в этой среде носит едва ли не патологический характер.
От подобной антисталинской пропаганды люди стали уставать уже к концу 1990-х годов. В этот же период тема реабилитации жертв репрессий стала себя изживать, поскольку основные мероприятия по теме (издание соответствующих указов, публикация архивов, а также увековечивание памяти) уже были государством проведены.
Рано или поздно тема сталинских репрессий была бы поднята и без Горбачева. Его ошибка заключается скорее в том, что он и его соратники не смогли предложить правильной – не разрушительной, не подвергающей сомнению само существование и функционирование государства – идеологической трактовки тех событий. Поэтому тема репрессий сначала превратилась в инструмент антигосударственной пропаганды, а затем – в элемент политической борьбы и русофобии. Это несправедливо и по отношению к самим невинным жертвам, большинство из которых такой поворот мышления вряд ли бы поддержало. Репрессии были преступными – но были ли менее преступны те информационные и политические манипуляции, которые на теме репрессий были предприняты «демшизой» против российского государства?
Дань невинным жертвам советских репрессий Россией уже отдана. Постепенно дискуссия на эту тему переходит в более спокойное русло академических дискуссий и художественной литературы. Это, конечно, не означает, что столь трагичная страница истории нашей страны окончательно перевернута. Но процесс реабилитации и осмысления, начавшийся в конце 1980-х годов, важным элементом которого стал указ Горбачева от 13 августа 1990 года, со временем принял цивилизованную форму. Без шума и истерики.