«В бою и госпитале у меня была мантра – «это игра»

До 2022 года у Дмитрия Большакова из райцентра Пестово Новгородской области была обычная жизнь. Школа, срочная служба в армии, небольшой бизнес – первая кофейня в родном городе. Успел жениться, родилась дочь. Все изменило решение пойти добровольцем на спецоперацию.

Что помогало справляться с тяготами на передовой под Херсоном? Что помогло встать на ноги после тяжелого ранения и заново научиться говорить? Как ощущается окружающий мир после пребывания на грани жизни и смерти? На эти и многие другие вопросы Дмитрий Большаков ответил газете ВЗГЛЯД.

ВЗГЛЯД: Чем занимались до февраля 2022-го?

Дмитрий Большаков: Я еще со школы занимался лыжными гонками – и после возвращения со срочной службы пошел работать тренером. У нас здесь, в Пестово, есть спортивная детско-юношеская школа олимпийского резерва.

За три года воспитал двух мастеров спорта, двух кандидатов в мастера и 13 перворазрядников. И как раз, помню, в день начала спецоперации ехал в Питер, нужно было забрать лыжи-роллеры, и уснул по дороге. Подъезжая, залез в новости и был, мягко говоря, шокирован…

ВЗГЛЯД: Что почувствовали в тот момент?

Д. Б.: И ужас, и восторг одновременно. Я понял, что жизнь больше не будет прежней, и принял решение помогать фронту любыми возможными для меня способами.

ВЗГЛЯД: Но что обычный тренер мог сделать в той ситуации, не имея отношения к действующей армии?

Д. Б.: Нет-нет, я как раз имел отношение. Точнее, продолжал иметь. После срочной службы я сохранил контакты со своей воинской частью – 45-й бригадой ВДВ. Впрочем, и до службы в армии, и после увольнения в запас я постоянно находился в околовоенном сообществе, в страйкбол играл, много тренировался: и физкультура, и тактика, и стрельба. В общем, сразу после начала СВО я связался со своими бывшими командирами и спросил, что им нужно.

ВЗГЛЯД: 45-я бригада – это ведь та самая, что делала легендарный уже бросок на Гостомель.

Д. Б.: Да, именно она.

ВЗГЛЯД: Что у вас запросили сослуживцы?

Д. Б.: Медицину прежде всего. Я санинструктор по военно-учетной специальности. Практически – медбрат. И за время срочной службы прошел много разных курсов – от белгородского Красного Креста и до университета спецназа в Чечне. И я посылал им через знакомых посылки с лекарствами, вещи…

Через какое-то время понял, что этого уже недостаточно. Что сделал на тот момент в тылу все, что мог. Теперь пора самому идти воевать. Я позвонил своему командиру и спросил: «Я нужен?». И он ответил – да, нужен. Пришел к жене и сказал, что уезжаю.

ВЗГЛЯД: Что она ответила?

Д. Б.: Ответила: «Я ожидала этого, и поэтому – дерзай». А вот отец плакал, такие слезы мужские были.

И понеслось – военкомат, документы, контракт... Я попал в свою родную 45-ю бригаду, к тем же командирам, с которыми проходил срочную. Потом была еще дополнительная подготовка, четыре месяца, уже в части.

ВЗГЛЯД: Чему учили?

Д. Б. Стрелять, ходить, копать. Учили знаниям спецназа...

ВЗГЛЯД: То есть навыкам войсковой разведки.

Д. Б. Да, очень специфическим навыкам. О которых я вам сейчас не могу рассказать и вряд ли когда-нибудь потом смогу. Но и я учил, как ни странно, других бойцов.

ВЗГЛЯД: Чему вы, новобранец, могли их научить?

Д. Б. Тому, что уже хорошо знал – полевой медицине. Навыкам оказания медпомощи. Как пользоваться турникетом, что такое гемостатики, что должно быть в аптечке.

ВЗГЛЯД: Куда вы попали после учебки?

Д. Б.: На Херсонщину. Было весело, так скажем…

ВЗГЛЯД: Скорее страшно, наверное.

Д. Б.: Да, но когда я переезжал границу, то как мантру про себя повторял: это игра, это просто игра. И когда прилеты пошли, я думал: какая классная графика! Или: это – фейерверк! Такой подход убирал страх. Целительный самообман, если хотите.

ВЗГЛЯД: Долго такой прием помогал?

Д. Б.: Не очень. Помню, базировались в общежитиях, брошенных ВСУ. Привели их в порядок и замаскировали. Но рядом, в лесопосадочке, стояли наши ЗРК. И вот как-то выхожу и вижу – летят ракеты и от ЗРК, и по ним летят ракеты, вокруг все взрывается… И вот тут я понял, что действительно оказался на войне. Игра в игру больше не работала.

ВЗГЛЯД: Какие задачи стояли перед вашей группой?

Д. Б.: Целеуказание для артиллерии и танков. Вскрывали объекты противника.

ВЗГЛЯД: А ваша личная задача в чем заключалась?

Д. Б.: Санинструктор. Затем – оператор ПТУРа (противотанковой управляемой ракеты – прим. ВЗГЛЯД). Сидишь в окопчике, наблюдаешь и ждешь. Выявляешь цели и не даешь противнику приблизиться к тебе. Два часа на позиции – четыре часа отдыхаешь, и так примерно неделя. Потом ротация: одна группа заезжает, мы на броню – и уезжаем.

Насыщенные событиями дни сменялись насыщенными событиями ночами. Днем «кусаемся» с противником, а ночью прилетают дроны. Когда пошли первые налеты «Бабы-яги», мы сначала думали, что это какой-то вертолет, его враги прислали и сейчас десантироваться начнут... Это был просто шок!

ВЗГЛЯД: Как долго вам пришлось быть на передовой?

Д. Б.: Я отвоевал два месяца. Но два месяца там – это совсем не то, что два месяца на гражданке.

И довоевался до того, что пришлось прикрывать отступление наших с Херсонщины.

Отходили полтора километра по дороге, размытой дождем, пехота, которая отходила перед нами, вообще превратила ее в болото. Отступали три часа по колено в грязи. И доотступались до того, что вышли на врага: пришлось противостоять мотопехотной и танковой частям противника. У них было два десятка танков, а нас – человек 150 пехоты.

ВЗГЛЯД: И вам удалось спастись?!

Д. Б.: Как ни странно. Причем враг очень хитро поступил: впереди наступающей колонны пустил танк с триколором, разрисованный буквами «Z» и «V». У нас только один человек понял этот ход – боец с позывным «Корнет», он погиб в том бою и был удостоен Звезды Героя России посмертно. Он пустил ПТУР в танк с триколором. Я еще помню, тогда с ужасом подумал – как же так, он же выстрелил в наш танк, беда! Но «Корнет» распознал в бинокль, что на нас движутся танки, которые есть на вооружении только у ВСУ. И в итоге открыл огонь. Подбил, по-моему, 11 танков, а 12-й подбил его.

Но в любом случае мы отбились, противник отошел. И тогда я решил просто в окопе попить чайку с другом. Чокнуться кружечками чая за эту победу. Делаю глоток, и вдруг у меня – темный экран.

ВЗГЛЯД: Ранение? Обстрел?

Д. Б.: Да. Открываю глаза и понимаю, что лежу на земле. И тот, с кем я чай пил, тоже лежит. Потом узнал, что это четыре «Хаймарса» с кассетной начинкой прилетели. Из моей группы все были «трехсотые». И я тогда не понимал, что со мной. Голова кружится, встаю и начинаю другу помогать, турникет ему навязал, хотел на носилки положить – и вдруг понимаю, что не могу его поднять. Голова кружится все больше, и тут я думаю: а может быть, я тоже ранен?! Падаю на носилки и слышу: «Большой ранен! Малой ранен!». Отключаюсь – и прихожу в себя уже в госпитале.

ВЗГЛЯД: Что сказали врачи?

Д. Б.: Сначала ничего не сказали…

Я пытался сбежать из госпиталя – думал, что вражеский. Два раза пытался, меня ловили санитарки, связывали, я развязывался.

На третий день просыпаюсь, а рядом врач сидит и говорит: «Дима, как ты думаешь, ты где?» Я говорю – в плену. А он мне: «Ты в Подмосковье! Клиника Первого медицинского института».

Потом уже от них я узнал, что у меня была часть черепа проломлена и выпала. Говорили, что я по тоненькому краю проскочил – мимо смерти, значит. Врачи поражались, как я вообще пришел в сознание и «почему такой целый».

А еще я от ангины чуть не умер. Иммунитет резко упал, и я тяжело заболел. В реанимации такой суровый врач сказал: держись и борись! Я подумал: коль уж меня не убил «Хаймарс», так почему я должен сдохнуть от ангины? И я справился.

ВЗГЛЯД: Как шло восстановление? Долго пролежали в госпиталях?

Д. Б.: 11 месяцев. Сначала мне латали дыру в голове. Потом вообще было предынсультное состояние, когда правая рука отказывалась слушаться, и я прихрамывал на правую ногу.

Заново учился говорить, читать и считать. Я не мог сказать: «За окном хорошая погода». Говорил вместо этого: «Восемь тридцать восемь погода шесть». Вот такой бред. И сам думал: что я несу?!

В санатории со мной занималась логопед, педагог по речи. Она спрашивала: вот эта картинка красная или синяя? Я отвечал: «Шесть». Не понимал, как устроены буквы, как устроены слова. Мне принесли учебник для четвертого класса, и я считал: четыре плюс два, восемь минус шесть. Для меня это были сложные задачи.

ВЗГЛЯД: В таком состоянии легко опустить руки, свалиться в депрессию.

Д. Б.: Да, вы правы, легко. Но я в тот момент уже понял, что выкарабкался после ранения.

Если уж я остался жив – значит, это ведь не просто так. И передо мной – новый и, возможно, еще более интересный этап жизни. И чтобы его достигнуть, нужно многое пройти.

Помните, я говорил, первое время на войне у меня была мантра – «это игра»? Так вот, и в процессе реабилитации я тоже себе подобное говорил. И помогало.

ВЗГЛЯД: Это заметно. Раз вы уже готовы даже интервью давать…

Д. Б.: Да, но я задумываюсь над каждой фразой. Чуть-чуть замедляю речь. А так в целом – да, когнитивные и речевые функции восстановлены. Спасибо моему логопеду и моей жене, они обе со мной занимались.

На эту тему
• Ветеран СВО Илья Хорохонов: На любом протезе могу боксировать и держать автомат
• Ветеран СВО Михаил Смирнов отслужил штурмовиком, снайпером и оператором БПЛА
• Ветеран СВО Сергей Тарасюк: В штабе штурмовал горы бумаг военной бюрократии

ВЗГЛЯД: Ветераны часто жалуются на проблемы со сном. Кошмары не преследуют?

Д. Б.: Сейчас уже нет. Но сначала проблемы со сном были. Жена направила меня к психологу. Он предложил мне рассказывать все с самого начала.

Первый раз я два часа просто сидел и говорил. Иногда плакал. И за пять сеансов я поборол посттравматический синдром. Каждому военнослужащему нужно хотя бы раз встретиться с нормальным психологом.

ВЗГЛЯД: Можно сказать, вы теперь вновь встроены в мирную жизнь?

Д. Б.: Максимально. Только приехал из санатория в Анапе. Я сейчас участвую в нашей региональной программе «СВОи герои-53», вошел в число 33 лучших.

ВЗГЛЯД: Что за программа?

Д. Б. Переподготовка для ветеранов. Съезды проходят, задания разные дают, и мы сейчас переквалифицируемся в государственных и муниципальных управленцев. Думаю, скоро у меня будет стажировка в администрации.

ВЗГЛЯД: С документами и выплатами все нормально было?

Д. Б.: Все абсолютно четко. Все положенные выплаты пришли еще тогда, когда я перевелся из реанимации в обычную палату. А все потому, что здесь у нас региональный штаб помощи ветеранам хорошо работает.

Фонд «Защитники Отечества» – крутые ребята. Не проходит и недели, чтобы они не позвонили или не написали мне. Постоянно предлагают съездить куда-либо и никогда не берут денег ни за какую помощь.

Я получил земельный участок под строительство дома, возможность проходить лечение в госпиталях, в санаториях без очереди. Хотя, честно сказать, я заколебался отдыхать и лечиться.

ВЗГЛЯД: Как сегодня ощущаете свою жизнь?

Д. Б.: Психологически – я каждый день сегодня живу с кайфом. Когда пришел с войны и гулял в госпитале – птичка поет, листики цветут, классно! В такие моменты настолько понимаешь жизнь…

Я думаю, у меня как будто несколько жизней. И среди них не было и нет несчастливых.

До фронта – спорт, семья, работа. Потом мне удалось реализоваться на войне. Когда меня ранило и я выкарабкался, наступил тяжелый этап, но я тоже его считаю интересным. Сейчас мне нужно еще много чего в жизни пройти. Я теперь, после того, как побывал на грани жизни и смерти, делаю только то, что мне нравится.

ВЗГЛЯД: И что это сегодня для вас?

Д. Б.: Во-первых, надо помогать и будущим бойцам, и ветеранам – разбираться в теме тактической медицины. Я веду свои обучающие курсы, профильный Telegram-канал «Цепь», страницу в VK. Если приглашают, езжу по разным городам и бесплатно провожу семинары. Говорю так: питание, воду и спальное место организуете – и я приеду.

Во-вторых, еще до поездки на фронт мы с моим лучшим другом сами, на собственные деньги, организовали военно-патриотический клуб «Детинец». Начали ребят набирать. В итоге у нас есть сейчас 20 человек, три выпуска уже. Ребята занимались с 14 до 18 лет, некоторые уже пошли в университет, и мы с ними с каждым общаемся. Хотелось бы готовить молодежь. Может, нас муниципалитет поддержит.

ВЗГЛЯД: Но на это не проживешь и семью не прокормишь. А с профессиональной точки зрения какой вы видите вашу дальнейшую жизнь?

Д. Б.: Честно говоря, пока не знаю. Есть развилка, к которой я сейчас пришел. Первый вариант – это административная работа, муниципальное управление. Второе – какой-то семейный бизнес. Буду заниматься либо тем, либо другим. В любом случае я не теряю позитива – я очень сильно хочу вгрызться в эту жизнь.