До начала специальной военной операции культурная политика чаще всего воспринималась у нас как дело вкуса. Но с февраля прошлого года культура стала фронтом. Причем не воевать мы не можем, поскольку нам и на этом фронте тоже никто не предлагает перемирия. Сложно призывать к цветению ста цветов, когда известнейший литератор простодушно обещает перечислять свои гонорары на дроны для ВСУ. А сколько творцов поумнее, которые делают это молча?
Казалось бы, когда твоя страна в беде, естественная позиция творческого (как и любого) человека – быть со своей страной. Однако часть литераторов, музыкантов, людей театра не только заняла противоположную позицию, но и попыталась утвердить некий стандарт «приличного человека», который не должен поддерживать свою страну никогда.
Причем этот стандарт применяется ими только к России. Когда Израиль начал военную кампанию в секторе Газа, ровно те же самые люди, которые кричали, что не в силах жить в «стране, воюющей со своими соседями», и божились не подавать руки коллегам, выступающим «за войну», оказались радикальнейшими патриотами Израиля и кровожадными милитаристами. Этим они обнаружили, впрочем, не только свое двуличие, но и нашу принципиальную правоту: быть за свою страну – это нормально и естественно, просто это должна быть действительно твоя страна.
Сегодня нам по-прежнему приходится говорить о культурном фронте не только потому, что дела на нем идут медленнее, чем нам бы хотелось. На военном фронте тоже все непросто, на экономическом расслабляться рано, но все же на этих фронтах Россия в целом выстояла. А в культуре наш противник, Запад, еще на что-то может рассчитывать. Там помнят историю. У СССР было достаточно танков и ракет, население тоже не ходило голодным и раздетым. Страна потерпела поражение прежде всего в культуре, в сфере идей, в человеческих головах. И нам приходится извлекать из этого уроки.
За период СВО мы сделали неприятное открытие: заметная часть российской культуры – это чужеродное тело. Спешно уехавшие из страны деятели культуры были похожи на раскрытых резидентов иностранных разведок, и это впечатление, кажется, было недалеко от истины.
Десятилетиями культура у нас развивалась как нечто принципиально несамостоятельное. Творцы и кураторы мыслили себя миссионерами, проводниками привозных идей, призванными просвещать темное автохтонное население, а в конечном счете и вовсе перепрограммировать русский культурный код, сожрать наше коллективное сознание изнутри. Из нас целенаправленно делали культурную колонию. Но культура в России не должна быть чужой «мягкой силой». Она должна быть нашей «мягкой силой».
Построение новой российской культуры, основанной на безусловной верности стране, сталкивается с препятствиями. Одно из них – присущий культуре консерватизм. Речь идет и о привычке отдавать «подряды на культуру» своим человечкам, не обращая внимания на их позицию, и о консерватизме творческих сообществ с их сложившимися иерархиями, которые бывают далеки от духа времени и способствуют изоляции культуры от общества. Лицевая сторона этого консерватизма – забота о «вечных ценностях» и отстранение от «конъюнктурной повестки» даже тогда, когда эта повестка сочится кровью. А оборотная сторона – это «поощрение» новой культуры путем ее выдавливания в некое патриотическое гетто, маркированное буквой Z или как-то иначе, сведение этой культуры к прикладному «военно-патриотическому воспитанию».
Нужно заметить, что военные действия рано или поздно завершатся, а задача культурного противостояния останется с нами на долгие годы. И новая независимая культура России должна будет давать русский ответ на любые вопросы, волнующие человека, причем не только жителя нашей страны, то есть она должна быть универсальной, как и завещал нам Достоевский.
Впрочем, новая культура, если она действительно нова, всегда возникает как контркультура, как андеграунд, поэтому молодым было бы нелепо сетовать на сопротивление официоза и на то, что им не сразу дают «титул сэра». Гораздо важнее проследить, на какие новые структуры независимая культура способна опереться.
Возьмем, к примеру, литературу, которая, хоть и не относится к ведению Минкульта, но от остальной культуры неотделима. Здесь есть свой официоз, старающийся отстраниться от патриотической тематики. Например, такие организации, как АСПИР (Ассоциация союзов писателей и издателей России) и ассоциация книжных фестивалей «Читающая Россия», рисуют нам картину литпроцесса, на которой СВО выглядит в лучшем случае как малозаметная клякса в углу. Основная их идея: ничего чрезвычайного не происходит, какой литература была, такой она и должна остаться – с теми же иерархиями и теми же хедлайнерами. Иноагентов на их мероприятиях, к счастью, не встретишь, но и авторы с четкой пророссийской позицией не приветствуются.
Этих последних продвигают совсем другие люди, которые к официальной литературе отношения не имеют. Это местные энтузиасты, бизнесмены, священники, государственные предприятия и политические движения. Это телеканал RT, впервые в жизни занявшийся изданием современной русской поэзии. Это «Новый Театр» Эдуарда Боякова.
Учась патриотизму не как чему-то нарочитому, а как части своего естественного дыхания, наша культура учится горизонтальным связям. Создание плотной человеческой сети, способной улавливать все самое талантливое и интересное, что есть в нашей стране, надежнее обеспечит нам победу на культурном фронте, чем любые централизованные или директивные меры.
