Мусульманская многодетная мать Зебахан Авазмударова рассказала, как год отслужила медиком на фронте
Зебахан Авазмурадова, мать пятерых детей, живет в далеком от зоны СВО городе – Надыме (Ямало-Ненецкий АО). Но осенью 2022 года она, медсестра отделения гемодиализа, почувствовала, что не может оставаться в стороне от происходящего и заключила контракт с Минобороны России. Отслужив год, вернулась домой – с медалями «За спасение погибавших» и «За воинскую доблесть».
Как муж и дети отнеслись к решению матери пойти медиком на СВО? Как меняет женщин военный опыт и почему ей хочется вернуться на фронт? Об этом и многом другом Зебахан Авазмурадова рассказала газете ВЗГЛЯД.
ВЗГЛЯД: Зебахан Азадовна, что подтолкнуло вас пойти на СВО?
Зебахан Авазмурадова: По профессии я – медсестра в больнице, на момент начала спецоперации работала в нашей городской больнице в отделении «искусственная почка». Когда осенью 2022 года объявили частичную мобилизацию, во мне загорелось желание – поехать на СВО, помочь ребятам. По новостям говорили, что идут бои, есть потери. Значит, нужны медики.
ВЗГЛЯД: Вы же женщина, у вас семья. Родные не отговаривали?
З. А.: Отговаривали! Я домой пришла, говорю мужу: «Слушай, мобилизация началась, я тоже хочу». Муж включает новости по телевизору: «Видишь, что там творится? Там же убивают». Я отвечаю: «Да, вижу. Но там ведь еще и раненые?» Мы с мужем не поняли друг друга…
И на работе на меня косо посмотрели и ответили: «Ты что?! Тебе делать нечего? У тебя – семья, дети!»
Это так, да. У меня пятеро детей, и я сама из многодетной семьи. Сестры тоже меня не поняли. «Ты что, совсем что ли? Чего тебе не хватает? Ты ради денег?» Да нет, не ради денег.
И правда, а чего мне не хватало? Просто мне хотелось поехать и спасать ребят, которые страдают. Это мое призвание с детства – помогать людям. Почему я и работаю с 18 лет в медицине.
ВЗГЛЯД: Однако все-таки решение участвовать в боевых действиях, пусть и в качестве медика – особенное.
З. А.: Я по жизни – экстремальная. Мне надо всегда что-то новое попробовать, почувствовать – несмотря на то, что люди скажут. И когда я попробую, то получаю удовольствие от жизни.
В данном случае, конечно, были сомнения. Я год практически решалась на это. Но к осени 2023 года все-таки решилась. И тогда уже никому ничего заранее не сказала, просто молча оформляла документы на медосмотр, ходила в военкомат. И в итоге пошла и подписала годовой контракт с Минобороны.
Перед тем как подписать, гуляла по бульвару часами. Думала о детях, о муже, о братьях и сестрах. У меня состояние было, как будто заболела. Но в итоге решилась.
ВЗГЛЯД: Как муж в итоге принял новость?
З. А.: Муж в шоке был. Я ему говорю: «Каждый человек делает выбор сам. Пойми, я здесь просто места себе не нахожу. Хочу туда!»
ВЗГЛЯД: А что сказали дети?
З. А: Они тоже смотрят телевизор. Они знали, что на войне можно погибнуть. И спрашивают: «Если тебя убьют, мама, как же мы будем без тебя?»
Я отвечаю: «Ну значит судьба такая. И потом: с чего вы взяли, что убьют? Я вообще-то не умирать иду, я спасать людей иду. Более того, я иду работать по специальности».
У меня и вправду и мысли о смерти не было. Хотя, конечно, я осознавала, что могу и не вернуться. Но при этом – что хочу туда. И я уехала.
ВЗГЛЯД: Куда вас направили?
З. А.: В один из полков на Харьковском направлении. Изначально меня повезли в Белгород, и я думала, что я где-то там, в городе, буду в больнице работать. Буду такая вся в белом. Не только в халате, но и в белых кроссовках и носочках… Но не тут-то было!
В Белгороде на вокзале меня встретили ребята-военные, забрали, посадили в машину. Едем-едем, конца дороги нету. Наконец спрашиваю: «А куда мы едем?» «К нам в роту», отвечают. И привезли меня в лес. В блиндаж! Говорят: «Это и есть ваш фельдшерский пункт». Медицинская рота.
Я была в шоке, до того это поначалу казалось некомфортно. Думала – как бы мне это все отмотать в обратную сторону? Это вообще не мое! Грязь! Блиндаж! Живу в какой-то норке! Настолько было непривычно.
ВЗГЛЯД: В итоге привыкли?
З. А.: Потихонечку. Провели инструктаж. Приняла присягу. Выдали мне обмундирование, даже оружие – все, как положено – и сказали: будешь ты теперь у нас «зеленым человечком». И стала я «зеленым человечком», в «бронике» и каске (смеется).
И сегодня я хочу сказать огромное спасибо нашим ребятам, всей медицинской роте и офицерам нашего полка. Они меня приняли как сестру и относились ко мне как к сестре, а для меня они уже – как братья. Я за каждого до сих пор переживаю.
ВЗГЛЯД: Вы работали на передовой или в ближнем тылу?
З. А.: Я иногда выражала желание пойти на «передок», но ребята меня не пускали. Много раз рвалась туда. Кричу: «Я пойду с вами!» Но поскольку я женщина, ребята меня оберегали: «Нет, ты что? Сиди здесь. Ты здесь нужна».
На «передке» были свои люди – санитары. Они забирали раненых и привозили к нам. У нас в полку был фельдшерский пункт. Мы делали перевязку, обработку. Ранения были разные. Шла сортировка: легкие, средние и тяжелые. А потом перенаправляли в стационарный госпиталь, в Белгород.
ВЗГЛЯД: Как было с обеспечением?
З. А.: Всего хватало, и гуманитарной помощи было много. Особенно спасибо бабушкам белгородским, которые вязали нам носочки, свитера. И даже еду нам иногда обеспечивали.
ВЗГЛЯД: Нагрузка в фельдшерском пункте большая?
З. А.: Всякое бывало. Особенно когда весной 2024 года пошли в наступление. Тогда мы не спали – и ночами, и днем трудились. Командир заметил и говорит: «Идите отдыхайте! Давайте по очереди, по режиму будем работать». Но не получалось. Когда ты слышишь эти стоны, крики, то все равно встаешь с койки, бежишь в палату...
Это такая душевная боль! Привозят раненых, они кричат. Стараешься помочь как можешь. Сделать то, что в твоих силах. Приходилось принимать решения быстро. Были не только «трехсотые», но и «двухсотые». И молодые, и взрослые. Всякое бывало…
ВЗГЛЯД: Вы не попадали в ситуации на фронте, когда вам самой требовалась медпомощь?
З. А.: Нет, слава Богу, ничего такого не произошло со мной.
ВЗГЛЯД: Вы решили вернуться домой по причине истечения контракта?
З. А.: Да. И кроме того, у меня началось психологическое выгорание. Я уже была не тем человеком, которого привезли в роту из Белгорода.
Написала заявление на увольнение. Командир подал по поводу меня рапорт: «демобилизовать в связи с достижением предельного возраста». Женщин увольняют с военной службы после 45 лет, вот мне и дали «дембель».
ВЗГЛЯД: Вы говорите, что пришли на фронт одним человеком, а ушли другим. Что изменилось?
З. А.: Не знаю... Ну, например, я воспитана как мусульманская женщина: женщины – отдельно, мужчины – отдельно. У нас целиком мусульманская семья. Мы – чистокровные узбеки. Но там, в зоне спецоперации, вокруг был мужской коллектив. Я была единственная женщина на весь полк. Жила в офицерском блиндаже вместе со всеми. Ко мне, конечно, относились очень корректно, очень уважительно.
Ребята старались, оберегали меня. И все равно через полгода я заметила, что разговариваю как мужчина. У меня не получалось материться, я не курила, но по характеру стала жестче.
На мир стала смотреть по-другому. На мужчин – тоже. В общем, через полгода меня в роте начали называть «наш пацан» (смеется).
ВЗГЛЯД: Чем занимаетесь теперь в мирной жизни?
З. А.: Вернулась в свое отделение «искусственная почка», гемодиализ. В тренажерный зал хожу, не пропускаю. Дети отвлекают – им в школу надо, после школы – на тренировки. Семейная жизнь идет.
Утром прихожу в клинику, заправляю аппараты, провожу процедуры, выполняю лечебные назначения. Обед. Вечером иду домой. Следующий день – то же самое. День сурка. И то, что происходило на фронте, для меня сегодня как будто сон.
ВЗГЛЯД: Многие ветераны говорят о психологических сложностях при адаптации к мирной жизни. Вам это знакомо?
З. А.: Когда близкие спрашивают меня про самочувствие – я улыбаюсь и отвечаю: «Все хорошо». И в целом все хорошо, конечно. Но все же часто мысли тревожные лезут в голову. Кошмары снятся. В том числе грохот, стрельба… Начинаю понимать, почему многие ребята после фронта начинают пить или неадекватно вести себя.
Бывает, сижу и думаю: чтобы стало легче, чтобы забыть, «перечипировать» мозг, может, и мне рюмочку опрокинуть. Но сразу понимаю, что сейчас – рюмка, завтра – две. И пойдет по накатанной.
На меня после возвращения сразу вышли представители фонда «Защитники Отечества», предлагали психологическую помощь. Но я отказалась. Подумала, что мне не надо этого. А сейчас чувствую, что надо. Теперь я понимаю: я обманывала себя, когда говорила, что тревога сама пройдет. Наверное, все-таки нужна помощь специалистов.
И еще. Если особенно тяжело на душе, я начинаю с ребятами переписываться. Чтобы в этой беседе помочь и им, и себе.
ВЗГЛЯД: Вы имеете в виду свой полк? Сослуживцев?
З. А.: Да, но не только. Мы, как медики, работали и с другими сухопутными частями, и даже с ракетными. И вот теперь я с ними переписываюсь. Они меня понимают, я их понимаю. И мы помогаем друг другу.
ВЗГЛЯД: Не жалеете, что провели на фронте целый год?
З. А.: Нет, этот период для меня был уроком. И потом: я жила на природе. А природа обладает своей энергией, которая помогает. В общем, надо было принять все как есть, вот все я и приняла.
И если жалею о чем-то – то только о том, что всего на год заключила контракт. Надо было все-таки на два года. Я и сейчас хочу туда опять. Мысленно я там. На эмоциональном уровне меня тянет на фронт, в свой родной полк. Но близкие, родные меня не поймут, если я вдруг опять начну собирать чемоданы. Так что такие мечты – просто эмоции.
ВЗГЛЯД: Почему вас так тянет на фронт, где смертельная опасность?
З. А.: Там фронтовое братство – ну или сестринство, как это назвать? Там настоящая дружба. Мне кажется, что мое настоящее место – там.
Мы были как дружная семья. Дружно жили. Все совместно делали. На кухне совместно готовили. И командир всегда говорил: мы – семья. Вот почему я чувствую огромную благодарность судьбе за то, что их встретила. Я много чему научилась. Вот, например, со стороны видела, как грамотно офицеры управляют ротой. Я как-то у начмеда спрашиваю: «Откуда у тебя столько мудрости, столько знаний?» А он: «Просто учителя были хорошие». Мне было приятно с ними разговаривать.
И там поняла, что жизнь – не такая уж и сложная штука. Просто надо делать добро и помогать людям. Хотя бы ради этого понимания стоило пережить все это.