Как Запад отказывался воевать против Гитлера

Весь 1942 год основной задачей советской дипломатии стало проведение работы по «принуждению» своих союзников – Великобритании и США – к открытию второго фронта. К лету 1942 года ситуация на фронте складывалась критическая: после поражения под Харьковом и в Крыму южный фланг советской обороны стремительно откатывался на восток и юго-восток. Немцы приближались к Сталинграду и сильно углубились в направлении Кавказа, что создавало опасность для нефтяных запасов страны.

Это особенно нервировало Лондон, который воспринимал продвижение немцев на Кавказ как потенциальную угрозу Индии. В Москве же атмосфера была очень эмоциональной, поскольку требовались чрезвычайные военные меры, а союзники саботировали открытие второго фронта. К тому же уже к лету 1942 года началось планирование контрнаступления на южном фланге. Сперва оно велось в абстрактной форме, а лишь к осени, то есть уже после проведения Московской конференции, обрело реальные черты будущей операции «Уран» –стратегического контрнаступления под Сталинградом.

Дополнительно обострила отношения между союзниками гибель арктического конвоя PQ 17, после которой Лондон заморозил поставки в СССР по северному пути. Единственным маршрутом поставок техники и материалов стал Иран, оккупированный к этому времени Великобританией (южная и центральная часть) и СССР (север страны). Соответствующий договор о союзнических отношениях между СССР, Великобританией и Ираном был заключен в Тегеране 29 января 1942 года.

С советской стороны его подписал посол в Иране Андрей Андреевич Смирнов. Карьерный дипломат, впоследствии он был послом в ФРГ, Австрии и Турции, заместителем министра иностранных дел СССР и представителем в ЮНЕСКО. Скончался в 1982 году в Москве.

Именно открытие второго фронта было для Москвы целью серии переговоров, которые провели в 1942-м Сталин и Молотов с Черчиллем и Иденом в Лондоне и Москве. Молотов также посетил США, где внутренняя политическая и идеологическая обстановка значительно отличалась от атмосферы Лондона. Там требовались иные аргументы и методы дипломатических переговоров, чтобы дополнительно подтолкнуть Вашингтон к открытию второго фронта. Закончилась эта череда встреч и трудных бесед так называемой второй Московской конференцией 12-17 августа 1942 года.

Цели и задачи

Обе стороны еще до начала второй Московской конференции диаметрально противоположно представляли себе ее цели и задачи. При иных обстоятельствах и с другими людьми это гарантировало бы ее провал.

Советское правительство настаивало на немедленном, то есть еще в 1942 году, открытии союзниками второго фронта с целью отвлечения на него примерно 40 немецких дивизий с Восточного фронта. Только такое развитие событий могло бы существенно облегчить положение СССР в самый критический период военных действий. Все остальные меры, включая увеличение материальной помощи, воспринимались исключительно как вспомогательные или паллиативные.

Единственно возможным вариантом советское правительство считало десантную операцию в Западной Европе, а естественной целью воспринималось Атлантическое побережье Франции. Только в случае десанта во Франции Германии пришлось бы привлечь для его отражения значительные силы с Восточного фронта. Локальные «булавочные уколы» на второстепенных фланговых фронтах Берлин мог отразить местными силами, в крайнем случае с использованием внутренних резервов, ничего не снимая с фронта в СССР. Для Москвы это, следовательно, не имело никакого значения.

В Лондоне же категорически не желали полноценного открытия второго фронта. Позиция Черчилля и его военного окружения сводилась к следующим тезисам.

Во-первых: в Великобритании недостаточно сил и средств для проведения крупной десантной операции на Атлантическом побережье Франции. Британские сухопутные силы и так крайне малы, к тому же разбросаны по нескольким театрам военных действий.

При этом к лету 1942 года британские войска находились в глубоком кризисе и терпели одно поражение за другим. С шумом и грохотом были потеряны Малайя и Сингапур. Японцы с первой же попытки потопили суперлинкор «Принц Уэльский». Генерал Окинлек вчистую проиграл Роммелю Ливию, пал Тобрук, и британская 8-я армия откатилась к Александрии. Немцы заняли Грецию, высадились на Крите, а Каир и Мальта висели на волоске. В парламенте стали поговаривать о вотуме недоверия Черчиллю.

Во-вторых: локальный десант во Франции не может быть обеспечен материально и достаточно прикрыт с воздуха. Ла-Манш (в английской версии его называют каналом) представлялся непреодолимым препятствием. Но при этом параллельно разрабатывался план «Следжхаммер» («Молот») по высадке восьми английских дивизий в Шербуре и на полуострове Котантен. Велась подготовка к малой диверсионной высадке в Нормандии у Дьеппа и к операции «Юпитер» – высадке на крайнем севере Норвегии и на Лофотенских островах.

Черчилль и британское военное командование рассматривали эти операции как «успокоительное средство» для Сталина, то есть демонстрацию активности на западном направлении, которая была призвана хотя бы частично удовлетворить категорические требования Москвы открыть второй фронт. Каждая из этих операций прорабатывалась всерьез, несмотря на их почти фантастическую начинку. Например, Черчилль образно называл высадку за полярным кругом в Норвегии «свертыванием Германии с севера в рулон».

На эту тему
• Как СССР пытался создать альтернативу пакту Молотова – Риббентропа
• Как Британию и США убедили помогать Сталину
• Как Румыния и Польша приблизили начало Второй мировой

Забегая вперед, скажем, что высадка у Дьеппа (операция «Юбилей», Jubilee) 19 августа 1942 года закончилась быстрым и сокрушительным разгромом немцами десанта, который состоял в основном из канадцев и поляков (не свои – не жалко). Из шести тысяч десантников более 3000 были убиты или взяты в плен. Рейд на Лофотенские острова в декабре 1941 года закончился уничтожением склада рыбьего жира, который немцы, предположительно, использовали для производства взрывчатых веществ, что можно считать относительным успехом. При этом Черчилль в своих воспоминаниях задним числом утверждал, что потери были не напрасны, поскольку опыт Дьеппа серьезно повлиял на разработку других десантных операций, в том числе и операции «Оверлорд».

Кроме того, в Лондоне довлела атмосфера иррациональной неприязни к СССР из-за пакта Риббентропа – Молотова. Вот что писал Черчилль послу Великобритании в Москве Стаффорду Криппсу (на момент отправки письма Криппс находился в Куйбышеве в эвакуации) 28 октября 1941 года (цитируется по воспоминаниям Черчилля):

«Я вполне сочувствую вашему трудному положению. Они (русские – прим. ВЗГЛЯД), конечно, не имеют права упрекать нас (в затягивании открытия второго фронта – прим. ВЗГЛЯД). Они сами подписали себе приговор, когда, заключив пакт с Риббентропом, дали возможность Гитлеру наброситься на Польшу и этим развязали войну. Они лишили себя эффективного второго фронта, когда допустили уничтожение французской армии. Если до 22 июня они бы заранее проконсультировались с нами, можно было принять ряд мер для того, чтобы раньше оказать ту огромную помощь вооружением, которую мы сейчас предоставляем им».

Как будто ранее сами англичане в Мюнхен не ездили и Чехословакию не расчленяли. Как будто это не Лондон сорвал переговоры в 1940-м в Москве о создании полноценной антигитлеровской коалиции. И, кстати, именно эти утверждения Черчилля образца конца 1941 года до сих пор остаются опорой всех антисоветских и антироссийских рассуждений о «соучастии СССР в развязывании войн». Ничего нового сюда не было за столько лет привнесено.

Порой Черчиллю изменяло чувство меры. Например, в одной из бесед с советским послом Майским еще осенью 1941 года у него даже пропали джентльменские манеры. Майский спросил: если Советская Россия будет побеждена, как вы (англичане) собираетесь выиграть войну? Тут Черчилль вдруг взорвался: «Мы никогда не считали, что наше спасение в какой-либо мере зависит от ваших (русских – прим. ВЗГЛЯД) действий. Чтобы не случилось, а как бы вы не поступили, вы-то не имеете никакого права упрекать нас». Черчилль так разгорячился, что Майский был вынужден воскликнуть: «Пожалуйста, спокойней, мой дорогой господин Черчилль!» (цитата также по воспоминаниям Черчилля).

При этом еще осенью 1941 года Москва предлагала Лондону иные варианты прямой военной помощи, не связанные с высадкой на континенте.

Из письма Сталина Черчиллю 13 сентября 1941 года (цитата также по воспоминаниям Черчилля): «Мне кажется, что Англия могла бы без риска высадить 25-30 дивизий в Архангельске или перевести их через Иран в южные районы СССР по примеру того, как это имело место в прошлую войну во Франции (Сталин, судя по всему, имел в виду посылку русского экспедиционного корпуса во Францию во время Первой мировой войны – прим. ВЗГЛЯД)». Но к лету 1942 года ситуация кардинально изменилась, хотя Черчилль продолжал интересоваться возможностью переброски части англо-американской авиации на юг СССР для защиты нефтяных участков, но только после того, как стабилизируется ситуация в Северной Африке.

В такой обстановке было принято решение о начале трехсторонних консультаций, которые изначально трактовались только как переговоры об «углублении союзнической коалиции».

Переговоры о будущем

19 мая 1942 года с подмосковного аэродрома Быково с наступлением сумерек вылетел переделанный бомбардировщик Пе-8. На его борту находилась советская делегация во главе с Молотовым. Самолет пересек линию фронта, территорию, оккупированную немцами, и два моря – Балтийское и Северное, где полностью господствовала немецкая авиация, подвергся атаке немецкого ночного истребителя, снесшего пулеметной очередью антенну радиокомпаса, но все-таки благополучно приземлился на английских островах, в Данди, в Шотландии.

Через несколько дней начались первые консультации советского главы НКИД с Иденом и Черчиллем.

Из дневника Молотова. Запись беседы с Иденом от 23 мая 1942 года:

«Иден заявляет, что он предлагает новый проект Договора, объединяющий договор о союзе и договор о послевоенном сотрудничестве. Этот новый проект включает почти все вопросы, которые ранее обсуждались, и предусматривает заключение между СССР и Великобританией пакта о взаимопомощи на срок 20 лет. <…>

Молотов спрашивает, в чем состоит отличие этого нового проекта от тех, которые рассматривались до сих пор?

Иден отвечает, что главное различие заключается в том, что в новый проект включена статья, предусматривающая обязательство об оказании взаимопомощи в течение 20 лет. Действие этой статьи может быть прервано, если будет обеспечено послевоенное устройство Европы, которым будут удовлетворены обе стороны. Он, Иден, уверен, что американское правительство не может ни иметь малейшего повода к возражению против подобного Договора, то есть против того, чтобы наши страны стали союзниками в войне против Гитлера и поддерживали дружественные отношения между собой непосредственно в послевоенный период и продолжали бы свою деятельность по принятию мер предостережения против Германии. Он, Иден, полагает, что такой Договор был бы тепло встречен в Америке и в Англии, а также всюду, где имеется решимость бороться и предупредить в будущем повторение агрессии со стороны Германии. Хотя Договор не затрагивает спорных вопросов о границах Советского Союза, тем не менее является очевидным, что если английское правительство обязуется гарантировать оказание Советскому Союзу помощи в течение 20 лет, то это означает, что английское правительство желает видеть Россию сильной и обеспеченной в смысле безопасности.

Молотов спрашивает, только ли в этом состоит отличие нового проекта от старых?

На этот вопрос отвечает Кадоган (сэр Александр Джордж Монтегю Кадоган, на тот момент постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании, после войны – постоянный представитель Великобритании в ООН, скончался в 1968 году – прим. ВЗГЛЯД), который говорит, что единственное отличие нового Договора от старого в том, что, с одной стороны, он оставляет открытым вопросы, которые привели к трудностям в переговорах между Великобританией и СССР, но, с другой стороны, они, англичане, предлагают заключить на 20 лет пакт о взаимопомощи, при помощи которого они рассчитывали бы достичь того, о чем договорились в Москве, а именно: совместной работы обеих стран как во время войны, так и после войны. Это не исключает возможности прийти к соглашению по другим вопросам в будущем, в которых будут заинтересованы Великобритания и СССР».

Суть этих переговоров сводилась к выяснению первых контуров послевоенного мира и почти никак не затрагивала главный вопрос – открытие второго фронта. Великобритания до сих пор не объявила войну Финляндии, Румынии и Венгрии, что вызывало в Москве удивление. Черчилль оправдывался тем, что у финнов есть крупная диаспора и лобби в США, и это может помешать контактам с Рузвельтом. Лондон, в свою очередь, настаивал на своем участии в послевоенном обустройстве Восточной Европы.

В результате появился Дополнительный протокол к договору между СССР и Великобританией о разрешении послевоенных вопросов и об их совместных действиях для обеспечения безопасности в Европе после окончания войны с Германией и ее союзниками в Европе, где оговаривались послевоенные гарантии независимости Финляндии, Румынии, Бельгии и Голландии.

Окончательно англо-советский союзнический договор был подписан 26 мая в Лондоне уже после поездки Молотова в Вашингтон и действовал до 7 мая 1955 года, после чего был в одностороннем порядке денонсирован Советским Союзом в связи с заключением Великобританией союза с ФРГ в рамках НАТО.

Отказ от открытия второго фронта

В длительных и очень сложных беседах Молотова с Иденом и Черчиллем в мае-июне 1942 года в Лондоне английские лидеры, особенно Черчилль, очень подробно и настойчиво пытались объяснить, по каким именно техническим причинам они не готовы открыть второй фронт в 1942 году. Черчилль при этом продолжал оставаться в плену полуфантастических идей высадки в Северной Норвегии. Однако создавалось впечатление, что все это лишь словесный камуфляж, «множество слов», которые должны были заретушировать нежелание активно вступать в войну на континенте.

Сам Черчилль в конце концов стал активно выступать за план «Факел» («Торч»), состоявший в высадке объединенной англо-американской группировки в Алжире. Это было хоть и болезненно для Германии и Италии, но все-таки также никак не могло сказаться на положении на Восточном фронте в ближайшее время.

В конце концов позиция Лондона была в окончательной форме сформулирована уже в Москве, в ходе визита в советскую столицу Черчилля. Сам приезд английского лидера в Москву был вызван как раз тем, что позиция Москвы по отношению Великобритании стала резко ужесточаться из-за отсутствия подвижек по второму фронту. Тон писем Сталина последовательно крепчал.

Позиция Лондона в полной форме по итогам переговоров в Москве выглядела в изложении Кадогана так:

«В ответ на эд-мемуар («эд мемуар», французское aide-memoire, «памятная записка», форма дипломатической переписки, письменно фиксирующая выводы и основные тезисы устных переговоров, которыми обмениваются стороны после завершения консультаций – прим. ВЗГЛЯД) г. Сталина от 13 августа премьер-министр Великобритании заявляет:

1. Самым лучшим видом второго фронта в 1942 году, единственно возможной значительной по масштабу операцией со стороны Атлантического океана является «Факел». Если эта операция может быть осуществлена в октябре, она окажет больше помощи России, чем всякий иной план. Эта операция подготовляет также путь на 1943 год и обладает четырьмя преимуществами, о которых упоминал премьер Сталин в беседе 12 августа. Британское правительство и правительство Соединенных Штатов приняли решение об этом, и все приготовления идут в самом большом темпе.

2. По сравнению с «Факелом» нападение шестью или восемью англо-американскими дивизиями на полуостров Шербур или острова в канале было бы рискованной и бесплодной операцией. Немцы располагают достаточным количеством войск на западе, чтобы блокировать нас на этом узком полуострове при помощи укрепленных линий, и они сконцентрировали бы на этом месте все свои военно-воздушные силы. По мнению всех британских военно-морских, военных и воздушных органов, операция могла бы окончиться лишь катастрофой. Если бы даже удалось создать укрепления, то это не отвлекло бы ни одной дивизии из России. Это было бы также гораздо более кровоточащей раной для нас, чем для противника, и на это были бы расточительно и бесцельно израсходованы ключевые люди и десантные средства, необходимые для действительных действий в 1943 году. Таков наш сложившийся взгляд. Начальник имперского генерального штаба обсудит детали с русскими командующими в любой степени, которая может быть желательной.

3. Ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не нарушали никакого обещания. Я обращаю внимание на параграф 5 моего эд-мемуара, врученного Молотову 10 мая 1942 года, в котором отчетливо сказано: «Поэтому мы не можем дать никакого обещания». Этот эд-мемуар явился результатом длительных переговоров, в котором были исчерпывающим образом разъяснены весьма малые шансы принятия подобного плана. Некоторые из этих переговоров записаны.

4. Однако все разговоры относительно англо-американского вторжения во Францию в этом году ввели в заблуждение противника и сковали значительные военно-воздушные силы и значительные войсковые силы на побережье французского канала. Было бы ущербом для всеобщих интересов, в особенности для русских интересов, если бы возникли какие-либо споры, при которых британское правительство было бы вынуждено раскрыть народу уничтожающий аргумент, которым, по его мнению, оно располагает против операции «Паровой молот» (так перевели операцию «Следжхаммер», высадку у Шербура – прим. ВЗГЛЯД). Были бы значительно обескуражены русские армии, которые были обнадежены по этому поводу, и противник смог бы свободно оттянуть дальнейшие силы с запада. Самым разумным методом было бы использование «Парового молота» в качестве ширмы для «Факела» и провозгласить «Факел», когда он начнется, как второй фронт. Это то, что мы сами предполагаем сделать.

5. Мы не можем допустить, чтобы переговоры г. Молотова относительно второго фронта, огражденные как устными, так и письменными оговорками, составляли какое-либо основание для изменения стратегических планов русского Верховного Командования.

6. Мы вновь подтверждаем нашу решимость оказывать помощь нашим русским союзникам всеми возможными средствами.

Черчилль 14.VIII.1942 г.»

Несмотря на категорический отказ западных союзников открыть второй фронт именно в тот период, когда это наиболее требовалось обстоятельствами на Восточном фронте, лондонские и московские переговоры в целом принято оценивать как важный шаг на пути к поиску взаимопонимания. Сдвинуть железобетонную позицию Лондона не представлялось возможным, тем более она действительно была ограждена множеством оговорок. Впоследствии Черчилль постоянно ссылался на пресловутый пятый параграф лондонского соглашения с Молотовым, в котором действительно есть общее обещание открыть второй фронт, но не прописана конкретная дата.

Есть мнение, что выжидательная позиция Великобритании была во многом связана со все еще сохранявшимися опасениями о самом ходе развития событий в СССР. И это при том, что Сталин конфиденциально сообщил в Москве Черчиллю о готовящемся контрнаступлении на южном фланге. Но тоже не сказал, где и когда. В западной историографии принимаются на веру все технические аргументы Черчилля о невозможности открытия второго фронта в 1942 году, а настойчивость Москвы оценивается чуть ли не как «назойливость». Но Молотов в Лондоне и Вашингтоне сделал все, что мог, просто англосаксонский мир не был настроен на деятельное оказание помощи (хотя президент США Рузвельт и был настроен куда более лояльно по отношению к СССР, нежели Черчилль).

Вот выдержка из письма посла в Вашингтоне Литвинова Молотову в Москву от 13 октября 1942 года:

«...Позиция президента в отношении второго фронта стала за последнее время более твердой. Если он раньше в разговорах на эту тему неизменно давал понять, что он лично признает необходимость высадки на европейском континенте, но что противятся этому англичане и его собственные военные советники, то при моих последних беседах с ним он старался придавать себе вид человека, абсолютно убежденного в неосуществимости в настоящее время высадки. Объясняется это тем, что он вовлечен уже в осуществление планов операции в Африке, которые в данное время абсолютно исключают какие-либо операции на западноевропейском побережье. Не подлежит сомнению, то он и в этом вопросе (как и в большинстве других) взят на буксир Черчиллем и его собственным военно-морским окружением. Если ген. Маршалл (Джордж Кэтлетт Маршал-младший, во время войны начальник генштаба армии США и фактически командующий всеми военными операциями. После войны – госсекретарь и инициатор «плана Маршалла», массированной помощи европейским странам, скончался в 1959 году – прим. ВЗГЛЯД), судя по его прежним выступлениям, является сторонником активных наступательных действий на европейском западе, то ген. Арнольд (Генри Харли Арнольд, командующий ВВС, инициатор создания в США массовой военной авиации и преобразования ее в отдельный род войск, организатор атомной бомбардировки Японии. В 1946-м после тяжелого инфаркта ушел в отставку, скончался в 1950 году – прим. ВЗГЛЯД), начальник воздушных сил, увлекается теорией победы над Гитлером при помощи интенсивных бомбардировок Германии, а ближайший помощник президента адмирал Леги (правильно: Лихи, Уильям Дэниель, близкий друг Рузвельта, в 1937-1939-х – командующий морскими операциями, в 1940-м назначен послом в Виши, а в 1942 году вновь вызван в США и назначен начальником личного штаба президента Рузвельта, на которого обладал большим влиянием. В отставке с 1949 года, скончался в 1959-м – прим. ВЗГЛЯД), по только что поступившим ко мне сведениям, ярый противник второго фронта. При таких обстоятельствах понятно, что президент, как и Черчилль, не может скрывать своего раздражения по поводу кампании общественности и печати за второй фронт. <…>

Движение за второй фронт в печати и на собраниях приняло такие размеры, что скрытые антисоветские и изоляционистские элементы не выдержали и повылезли из всех щелей и разоткровенничались. Появился ряд статей и писем в редакцию, в которых вновь стали перечислять мнимые грехи советского правительства в прошлом, изображая дело так, как будто речь идет не об общем деле Объединенных наций, а об оказании помощи попавшей в беду Советской стране, которая этой помощи не заслуживает ввиду заключения советско-германского пакта и т. п. Участие в движении за второй фронт американской компартии и организация ею митингов лишь подлили масла в огонь, и лозунг второго фронта принял характер внутриполитического вопроса. Должен сказать, что выступления коммунистов отбросили в противоположный лагерь многих буржуазных сторонников второго фронта.

Подготовляющаяся англо-американская военная операция откладывает создание второго фронта в Европе на долгое время. Неудача этих операций будет использована противниками второго фронта в качестве нового доказательства невозможности высадочных операций. Успешность же этого плана поглотит на некоторое время значительную часть англо-американских военных, морских и воздушных сил и успокоит общественное мнение. Я полагаю, что мы не должны, однако, давать затихать движению за второй фронт, а наоборот, к этому вопросу время от времени вновь возвращаться. Хотел бы знать Ваши соображения по этому поводу.

В отношении снабжения у меня создалось впечатление, что президент хотел бы максимально удовлетворить наши требования и тем компенсировать нас за отсутствие второго фронта. Но и здесь он всецело в руках своих генералов и адмиралов, которые все больше и больше предъявляют требований для удовлетворения якобы собственных американских нужд. Выдвижение идеи создания десятимиллионной армии в обеспечение независимого американского продолжения войны при всяких обстоятельствах должно все больше и больше суживать возможность снабжения СССР, Англии и Китая. Мне стало известно, что за последнее время англичане сильно ворчат по поводу невыполнения их заявок, в особенности по части стали».

Кроме того, позиция Рузвельта определялась в том числе и чисто американскими предвыборными раскладами, что сильно мешало поступательному процессу дипломатии. Так, впрочем, с американцами всегда.

Отсутствие второго фронта в конечном итоге не стало катастрофой для СССР, но повлекло за собой значительные потери и минимум на год-полтора затянуло войну. До сих пор это один из самых спорных эпизодов политики и дипломатии того периода.

Есть разные позиции и оценки этих событий, задним умом все сильны. Но англосаксонские союзники СССР оказались технически и морально не готовы к прямому столкновению с Германией, что вызвало вполне оправданный гнев со стороны Сталина. По большому счету для англичан их неудачи 1941-1942 годов – прямое следствие той политики умиротворения, которую они проводили еще во времена Мюнхенского сговора. Душить надо было гадину в зародыше, а если уж не стали этого делать, то надо было наращивать вооруженные силы. Для американцев же это было прямым следствием политики изоляционизма и наличия среди изоляционистов влиятельных пронемецких кругов среди банкиров, промышленников и общественных деятелей, среди которых Генри Форд и Чарльз Линдберг – только верхушка айсберга.

В конце концов второй фронт был открыт только в 1944 году, а даже не в 1943-м, как неоднократно обещал Черчилль. При этом все эти два года продолжалась бесконечная дипломатическая торговля о послевоенном переустройстве мира и особенно Европы, которую Москве Черчилль стал навязывать еще в мае 1942-го на переговорах с Молотовым. Но это уже совсем другая история.

Совет молодых дипломатов МИД России в рамках проекта «Дипломатия Победы» и подготовки Форума молодых дипломатов «Дипломатия Победы», инициированных по случаю 75-летия Победы в Великой Отечественной войне, предлагает вниманию читателей газеты ВЗГЛЯД уникальные документы Архива внешней политики (АВП) Российской Федерации, посвященные активной деятельности советской дипломатии в предвоенный период и в годы Великой Отечественной войны. Убеждены, что обращение к первоисточникам, подлинным свидетельствам той эпохи, нивелирует попытки фальсификаций и манипуляций историческими фактами, внесет вклад в утверждение исторической правды, поможет воссоздать объективную картину прошлого.

Архив внешней политики РФ является структурным подразделением Историко-документального департамента (ИДД) МИД России. Огромный массив документов (более одного миллиона единиц хранения) охватывает период с 1917 года и продолжает пополняться материалами, отражающими эволюцию отечественной внешней политики с 1991 года. Архив выполняет функцию официального хранилища многосторонних и двусторонних договорно-правовых актов, заключенных от имени Советского Союза и Российской Федерации.