Политтехнологи говорят, что дискуссия вокруг потенциального выноса тела Владимира Ленина из Мавзолея инициируется всякий раз, когда необходимо отвлечь общество от каких-то по-настоящему важных событий и решений. Как нас – людей, буквально живущих внутри очередного апокалипсиса – можно от чего-то отвлечь? Впрочем, политтехнологам виднее. Дискуссия актуализировалась снова.
Нужно ли хоронить Ленина или не нужно? Если помните, в фильме Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука» Семену Семеновичу Горбункову казалось, что у него есть выбор – купить халатик с перламутровыми пуговицами или без них. Но никакого выбора у него не было. Его в любом случае должны были отравить. И потому, что в этом есть неумолимая логика сюжета, и просто потому, что режиссер так решил. Вот и с Лениным реального выбора нет. Просто представьте себе – государство на полном серьезе устраивает пышные похороны Ильича. Через сто лет после его смерти, через тридцать пять лет после распада Советского Союза. Это смешно, но у нас тут не комедия Гайдая, специально развеселить никого не стремимся.
Нет, Ленин останется в Мавзолее, и пусть уже лежит, пусть его там бальзамируют снова и снова, пусть школьники ходят посмотреть. Такое есть только у нас, и давайте сохраним это как еще один знак собственной уникальности. В конце концов, если не нравится, можно и не замечать.
Но дело в том, что людям свойственно придавать забальзамированному Ленину мощное символическое значение. Одни утверждают, что ничего хорошего не может быть в стране, когда посреди главной площади лежит мертвец, другие говорят. что и страна-то до сих пор держится только потому, что кто-то еще поклоняется великому вождю, а вынести его – значит, предать сам дух истории.
И те, и другие в корне неправы, поскольку обращаются к магическому мышлению, преувеличивая значение символов. Вопрос стоит иначе: насколько состоятельна левая идея в современном мире? Что такое ленинизм?
Во-первых, это всепобеждающая идея построения социализма в относительно отсталой стране. Маркс утверждал, что эгалитарное общество может возникнуть только в передовом государстве. Ленин же своей деятельностью это утверждение опроверг.
Во-вторых, это диктатура пролетариата, то есть власть рабочего человека, массы рабочих людей, осознающих себя как единый класс, который в перспективе должен из единого превратиться в единственный.
В-третьих, это мощная революционная партия, перманентно борющаяся с империализмом, который представляется крайней степенью загнивающего капитализма. Позднее Георгий Димитров переформулировал эту связку, поменяв империализм на фашизм, описав капиталистические общества как потенциально фашистские. Да, я тоже считаю определение Димитрова не самым удачным, но сейчас мы говорим о нем в контексте ленинизма.
Действия, основанные на этих идеях, создали и личность, и образ Ленина – наиболее значительную фигуру в новейшей истории и самого известного русского (сейчас не будем углубляться в разговоры об удмуртах и евреях) в мире. Ленин есть только у нас, и изменения, которые он произвел в миропорядке, наверное, не с чем сравнить. Да, они были трагичными и разрушительными, но они были и беспримерно конструктивными, созидательными. Они были построены на политической науке. Да, эта политическая наука оказалась небезупречной, да, социализм, который построили, оказался неидеальным, да что уж там – нехорошим он оказался. Но это не значит, что невозможно построить другой, лучше прежнего.
Вот так в самых общих чертах выглядела левая идея, под знаком которой прошел весь двадцатый век в России. Вот это – квинтэссенция Ленина и ленинизма. А забальзамированное тело тут – просто придуманный потомками пафосный антураж, обстоятельство, которым в политическом разговоре необходимо пренебречь.
- Либералы – самые верные ленинцы
- Сто лет со дня смерти Ленина
- Ленинопад как символ государственной неполноценности
Что интересно, все проблемы, которые пытался решить Ленин, до сих пор стоят перед мировым сообществом и даже осознаются некоторой его частью. Например, капитализм, ведущий к загнивающему империализму, или униженное положение рабочего класса. Но при всех этих вызовах, как выглядит в публичном поле левая идея сейчас? Левыми, как правило, называют себя люди, отчаянно нуждающиеся в валидации собственных девиаций. Им важно, чтобы везде любили и принимали каких-нибудь трансгендеров, гендерфлюидных квир-активистов и прочих небинарных персон. Левая дискуссия выродилась до обсуждения необходимости поставлять бесплатные гигиенические прокладки в туалеты для гендерно-нейтральных посетителей.
Почему? Помните, когда люди в последний раз осознали себя как нечто противостоящее крупному капиталу? В сентябре 2011 года появилось движение Occupy Wall street – тогда люди задались вполне разумным вопросом: а почему это какие-то воротилы финансового рынка, не производящие буквально ничего, такие богатые, а мы, работающие люди, такие бедные? Это была серьезная заявка на предъявление классовых требований. Почти ленинская. И общемировой Уолл-стрит тогда задумался – а не угрожает ли это его благополучию? Именно после этого благодаря бесчисленным средствам массовой информации, финансируемым тем же крупным капиталом, дискуссия о левой идее была перенаправлена в русло трансгендерных проблем, смены пола, инклюзивности и прочего равного доступа к мнимым благам.
Можно ли считать, что таким образом, были навсегда похоронены перспективы построения эгалитарного общества на Земле? Трудно сказать. Но Ленина хоронить пока рано. Или уже поздно.
