В текстах моего друга, поэта и колумниста газеты ВЗГЛЯД Андрея Полонского я раз за разом встречаю идеальный образ бытования культурной среды, который мне очень нравится. Это образ неторопливой беседы умных людей, мужчин и женщин, за столом с нехитрым угощением. Беседы о любви, о жизни, о мире и нашем месте в нем. Этот архетип отсылает нас к «Пиру» Платона и к «Декамерону» Боккаччо, однако в нынешнюю эпоху он становится образом потерянного рая, куда так хотелось бы вернуться... но вот получится ли?
Еще один мой друг и коллега Дмитрий Артис уверен, что с этой идиллией нам лучше попрощаться навсегда. Война никогда не закончится. Со временем завершится СВО, но война продолжится другими средствами. Из этого следует, что духовная брань, информационное противостояние, столкновение ценностей с нами навечно, поэтому творческий человек должен прежде всего быть воином.
Здесь я вижу спор двух диалектически противоположных концепций. Согласно одной точке зрения, война есть основа бытия, «отец всего», как говорил Гераклит, а мир – лишь необязательный промежуток между войнами. Другая позиция состоит в том, что естественным состоянием жизни является мир, а война нарушает это естественное состояние.
Мне приходилось немало агитировать за продвижение военной темы в литературе, театре, кино, и я действительно считаю, что сегодня быть в стороне от этой темы – значит, не чувствовать главного нерва времени. Более того, военная тема еще далеко не разработана в полной мере, а художественная правда о сегодняшнем дне будет востребована и после завершения СВО.
Но я не считаю, что всякий человек рождается для войны. «Быть воином – жить вечно», однако перед большинством людей стоит другая задача: достойно прожить свою конечную жизнь, сделать в ней что-то полезное, встретить свою любовь, вырастить детей и увидеть взросление внуков. Обязанность культуры – одухотворять эту жизнь, раскрывать ее смысл. Поэтому военизация культуры – это не навсегда.
Но значит ли это, что после завершения СВО в культурной области окончательно возобладают те «нейтральные» силы, сторонящиеся так называемой политики, которые и сейчас чувствуют себя неплохо и стараются, где только возможно, душить актуальную патриотическую культуру? И значит ли это, что однажды мы снова сойдемся за одним столом и будем мило беседовать о возвышенном с теми, кто отрекся от своей страны? С теми, кто сегодня, наподобие Чулпан Хаматовой, скорбят о солдатах ВСУ, погибших в Полтаве, но равнодушно смотрят на трагедию мирных людей в Курской или Белгородской области?
Я все-таки думаю, что этого не произойдет. Творческая среда за эти два с половиной года изменилась необратимо. Гражданская смелость, подвиг, предательство, равнодушие – всё это вещи неотменяемые. К тому же культура мирного времени совсем не равнозначна культуре на службе у бездумного потребительства.
Хочется верить, что дух Аллы Пугачёвой выветрится, а игра на понижение, свойственная массовой культуре, перестанет быть привлекательной для публики.
Но возможна ли иная, не потребительская культура мирного времени? Я полагаю, что да. Такой культурой могла бы стать культура созидания. У нас в России есть много мирных дел. Наша страна – это огромная мастерская, которая ждет работников. Место русского человека – не в вишневом садочке, а на просторах, где реализуются большие проекты. И мне кажется, что наиболее плодотворным направлением развития культуры после СВО станет «возвращение на фронтир».
Возможно, я просто влюбился в Дальний Восток за несколько поездок в разные его регионы, но ведь не я один, правда? Деловые люди ежегодно съезжаются на Восточный экономический форум, и было бы закономерно, если бы люди творчества потянулись вслед за ними.
Восточная окраина требует второго освоения, потому что резко изменилось ее геополитическое положение. Собственно, она перестала быть окраиной. Теперь это территория, наиболее близкая к новым мировым центрам развития, в то время как регионы к западу от Урала, можно сказать, оказались на отшибе. Если прежде на Дальнем Востоке достаточно было присутствия небольшого количества людей, позволяющего поддерживать наш суверенитет и добывать ресурсы, то сегодня нужно вести речь о создании там полноценной цивилизационной среды. А для этого требуется громадная культурная работа.
- Латвия подошла к полному искоренению русского языка
- Зачем нам великое переселение иностранцев в Россию
- Русских тоже надо защищать
«Возвращение на фронтир» – это возрождение романтики. Той самой романтики, которая была так притягательна в советское время и может стать не менее популярной сегодня. По крайней мере, есть опыт прошлого, от которого можно отталкиваться. И зазвенит вместо Инстасамки «яростный строй гитар» студенческих стройотрядов. И вновь поедут поэты и писатели на великие стройки, как ездил в свое время Евгений Евтушенко на Братскую ГЭС. А сколько авантюрных фильмов, подобных недавно вышедшему «Золоту Умальты», можно было бы снять об истории тех краев?
«Возвращение на фронтир» – это и новый интерес к культуре коренных народов. А ведь их наследие тоже заслуживает того, чтобы стать достоянием всей страны. Это же не только Кола Бельды и «борьба нанайских мальчиков». Но у советской публики был хотя бы Кола Бельды, сегодня же на уровне популярной культуры эти народы как будто бы вовсе отсутствуют.
Есть еще один важный момент. Русский фронтир, Арктика и Дальний Восток – это всегда было место, где государственная воля и народная вольница не враждовали, а действовали заодно. Я хорошо понимаю Александра Дугина, который видит в «казенном формализме» не меньшую угрозу для культуры, чем в «либеральном хаосе», и призывает создать «новый стиль патриотизма – живой, творческий, креативный, в каком-то смысле отвязанный». Так вот, как раз на русском фронтире и может случиться синтез «официальной» культуры и контркультуры. И этот синтез может дать неожиданные и интересные плоды.
А впрочем, мирная экспансия русской культуры не должна ограничиваться территорией нашей страны. Нас ведь еще ждет остальной мир. И вообще после победы нас всюду ждут большие дела, которые нуждаются в певце, художнике, летописце. Только бы победа была, а уж там развернемся.
