1986 год, Ленинград. Мы выходим из ДК, где только что играли финские деревенские рок-группы Сryme и Tarot. Надо сказать, что им легко удалось сбить рок-н-ролльную столичную спесь с местных супергрупп, которые настраивались по полчаса и по сравнению с финским селом оказались мелким колхозом. Мы выходим с басистом Марко Хиетала на черную центральную улицу и о чем-то болтаем – типа, о разнице между Ковердейлом и Брюсом Дикинсоном. Это вы сейчас знаете Марко как басиста Nightwish, по которому сходит с ума половина женского населения мира и окрестностей. А тогда он с братом работал в деревенской группе Tarot, которая звучала вживую покруче Whitesnake. Он знакомит меня с организатором этих гастролей Ритвой Айраксенен – оказывается, делегация финнов едет в Псков – город-побратим.

Ритва жалуется, что по местным дорогам все время падает голова Пушкина. Какая голова? Какого, нафиг, Пушкина? Она не успела ответить, потому что ломанулась прямиком на проезжую часть – начала собирать разбитые бутылки у поребрика. Голыми руками. Я пошел ей помогать. Я терпеть не могу, когда я стою, а женщины работают. Когда мы оба распрямились, я спросил – зачем ты собираешь осколки, тут всегда будут осколки на дороге. «Да, но машина подъедет и порежет колеса». Черт. А ведь она права. Рок-н-ролльная анархическая привычка бросать пивные бутылки показалась мне в каком-то совсем невыгодном свете (на всю оставшуюся жизнь). Потом выяснилось, что Ритва везет от города Пскова в дар городу Куопио памятник Пушкину – здоровенную черную голову нашего всего. Кстати, кроме рокеров, в Псков ездил еще и классический оркестр из местных детей – и, надо сказать, серьезного уровня.

Мы потом долгие годы дружили. Ритва была типичной европейской левачкой 88-го уровня – она платила «Гринпису» со своей скудной зарплаты в медицинском университете, уважала «Эмнести Интернешнл», она вообще была за все хорошее и против всего плохого. Это она меня учила, что в Европе нельзя спрашивать три вещи: за кого ты голосовал, о твоей религии и какой ты сексуальной ориентации. Просто глухое табу. Логично – потому что это самый простой повод для конфликта. Но мы же за мир, не правда ли?

Однажды она приютила грузинских беженцев от кровавого Гамсахурдиа в своем домике на Песенной улице. Через три месяца она мне звонила и спрашивала: «Игорь, а почему они не хотят работать? Мне уже не на что их кормить». Беженцы были два здоровенных мужика лет по 40. Мне нечего было ей ответить, чтобы не оказаться в ее святых глазах расистом, фашистом и нацистом. Кстати, в ее вокабуляре классического северного левака-либерала не было таких слов, как «экстремист, правый, фашист».

Мы часто с ней разговаривали и про Северную войну, и про белофиннов, и про Жданова – про все что угодно. И никогда между нами не было и тени раздражения, или конфронтации, или «идейного размежевания». А еще она думала, что она атеистка, но всю жизнь работала, действовала, относилась к другим людям как чистая христианка.

И вот в один день она почувствовала себя нехорошо, ее увезли, сначала Альцгеймер, а потом она умерла.

И чем дольше я живу, тем пропасть на месте Ритвы глубже. Не только по-человечески. В какой-то момент произошла чудовищная подмена вот таких, как она, левых европейских либералов на то, что себя теперь называет «левыми» вот эти все обморочные, то ли прогрессивные, то ли креативные, которые с первых строк требуют ото всех ответа на вопрос, за кого ты голосуешь, с кем ты спишь и какой ты конфессии. А скорее, не дослушав, спешат всему миру заявить о своих предпочтениях, фиксируя их, как единственно верные. И будут тыкать этою селедкою тебе в харю до последнего. «Эмнести» и «Гринпис» на поверку оказались совершенно гнусными лоббистскими конторами. Борцы со всякими гамсахурдиями оказались еще хуже Гамсахурдии, независимо от страны-гамсахурдии. Никакой разговор про Зимнюю войну уже невозможен без оскорблений, криков «рашисты-сталинисты» и битья посуды.

Но я выхожу на улицы Питера. Они хорошо освещены. Я только что был на концерте гитариста Глеба Олейника, из новых русских рокеров, которые играют так, что им что в Nightwish играть, что в Children of Bodom, что с кем – абсолютно мировой уровень. У клуба нет битых бутылок. Чисто. Кругом открыты бары и полно еды. Это вам не Ленинград 1986 года. Все давно поменялось. Настолько поменялось, что на улицах Хельсинки жгут русский флаг. Люди со светлыми либеральными лицами. Демократичные граждане левых убеждений. И как там с головой Пушкина, которую везла из Пскова Ритва, чтобы поставить ее на постамент в Куопио? Скинули уже с постамента?

Или, может быть, просто произошел массовый рейдерский захват вот того классического европейского левачества, воплощением которого была простая финская женщина Ритва Арайксинен из города Куопио с улицы Песенной? Левачества, с которым можно было строить лучший мир во взаимном уважении и сотрудничестве? Его нет – его убили. Мальчики и девочки без эмпатии, с пустыми глазами комсомолок, с догмами вместо мыслей, готовые угробить весь мир ради возможности манипулировать другими людьми.

Ritva, kaipaan sinua niin paljon. Ритва, я так скучаю по тебе. Этот мир сошел с ума.