В связи с приближением зимы и замедлением боевых действий, вызванных сезонным похолоданием, будет меняться и характер противостояния на Украине. Судя по всему, российские войска будут укреплять оборону в занятых районах и решать проблемы обеспечения фронта. Задача военных и военно-гражданских администраций на этот сезон – сужать область войны, налаживать мирную жизнь в четырех новых субъектах Федерации, размещать дополнительные системы ПВО.

И наоборот, кардинальные изменения коснутся украинской стратегии. В первую очередь Киев будет интересовать расширение зоны конфликта. Это будет означать переход к новым методам. В первую очередь – к террористическим методам. 

Второй фронт для пятой колонны

На Украине прошло уже пять мобилизаций, и для продолжения боевых действий нужны новые человеческие резервы. Традиционно источниками таких резервов выступали собственные граждане или союзники, но также стоит помнить и о сторонниках за линией фронта.

Современные войны ведутся так или иначе для свержения правительств или уступок под угрозой свержения. Правительства свергаются, а их воля меняется под давлением общественного мнения. Такова гипотеза западного типа военных действий второй половины XX века. В либеральных демократиях правительства чаще идут на уступки под давлением общественности, в нелиберальных – реже. 

Украина имеет на нашей территории свою агентуру. Аресты, проведенные ФСБ с февраля по настоящее время, показали ее наличие. Здесь есть украинские информаторы. Возможно, есть и агенты влияния. И уж точно тут есть потенциальные исполнители терактов, чем бы они при этом ни руководствовались. Пятеро россиян, задержанных в Симферополе, и трое россиян в Москве, которым предъявлено обвинение в совершении террористического акта на Крымском мосту – возможно не единственные сочувствующие Украине.

Зимняя часть спецоперации потребует от Киева еще больше средств и людей. Совершенно очевидно, что подготовка террористических групп обойдется намного дешевле. Косвенным признаком возможного будущего перехода к диверсионным (на фронте) и террористическим (на территории России) формам говорит обширная информационная поддержка уже совершенных или предотвращенных терактов (убийство Дарьи Дугиной, взрыв Крымского моста, провоз зенитного комплекса на территорию России с целью сбить гражданский самолет, готовившееся убийство Владимира Соловьева, теракты против должностных лиц в новых регионах России). Те же самые страны, которые искали поддержки России в борьбе с терроризмом в Афганистане в нулевые годы, сегодня оправдывают украинских террористов, а то и возлагают на Россию ответственность.

При теракте конкретный взрыв, даже если он унесет десятки жизней, это не основное поражающее воздействие. Это только капсуль, который должен привести к зажиганию основного взрывчатого вещества. Таким основным поражающим элементом при теракте является информация. То есть обсуждение смысла и последствий конкретного теракта должным образом. У самой Украины, даже с ее фабриками фейков, таких мощностей нет. Но коллективный Запад уже готов предоставить ей информационные площадки. И скоро мы, видимо, будем наблюдать изменение требований Зеленского: вместо танков «Леопард-2» – дополнительное эфирное время. А за ним и новые теракты на повестке.

От войны Клаузевица к войне ван Кревельда

Один из главных теоретиков войны Карл фон Клаузевиц учил о тринитарной войне – войне, где правительство, общество и армия отделены друг от друга и выполняют свои специфические функции ради общей победы. Его теории определили облик войн XIX–XX веков. Важным условием такой войны, которая происходит на линии фронта и не затрагивает гражданское население, было специальное оберегание войны. Это в первую очередь законы и обычаи войны, которые более-менее соблюдались до XXI века. За тем, чтобы никто не применял геноцид, запрещенные виды вооружений, негуманные методы – и наоборот, соблюдал права военнопленных, следили как авторитетные международные организации, так и сверхдержавы: США и СССР.

Сегодня смысл, содержание и методы ведения войны серьезно трансформируются. И не в лучшую сторону. Конечно, в фантастических произведениях по обе стороны «железного занавеса» нам описывали грядущую войну роботов с роботами и победу той или иной стороны по очкам. Там войну, соответственно, ведут в будущем уже не министерства обороны, а министерства финансов, выделяющие деньги на новые боевые машины. Но в жизни по-другому: если в ходе боевых действий стороны не угрожают чему-то жизненно важному, война не достигает своей цели – строительства мира лучше предыдущего. А значит, с ослаблением контроля над соблюдением законов и обычаев войны и с упадком оберегания сферы войны сама война не закончится как явление, не роботизируется и не перейдет ни в виртуальность, ни в экономическую конкуренцию. Она станет менее тринитарной.

Если противник не может сокрушить армию противника, он будет игнорировать границу между армией и правительством (и совершать теракты против должностных лиц), границу между армией и обществом (и совершать теракты против гражданских), между правительством и обществом (совершать акты геноцида, казни и карательные рейды против гражданских). Первым эти мрачные мотивы заметил другой военный теоретик – Мартин ван Кревельд, военный историк и профессор Иерусалимского университета.

Всякие военные действия и раньше имели террористический компонент. Первая мировая война формально началась с теракта в Сараево. Но война по ван Кревельду подразумевает значительное расширение террористической практики в ходе боевых действий в будущем, усложнение тактики терактов вплоть до того, что в какой-то момент мы уже не сможем различить, где ведутся боевые действия, а где террористическая активность. Армии уже осуществляют антитеррористические операции в разных регионах мира, остается дождаться появления специальных террористических войск как новых методов ведения войн.

И Запад уже думает в эту сторону. Многие страны, например, предоставляют политическое убежище лицам, замеченным в совершении терактов. Моральный плюрализм отказывается от жестких определений терроризма и террориста – в мире действует 32 региональные конвенции по борьбе с терроризмом и ни одной глобальной. Сегодня невозможно провести границу между повстанцем, партизаном, борцом за свободу и террористом. Это делает определение терроризма и теракта очень шаткими понятиями, а значит, нормализуют их как метод ведения войны.

Зачем нужны спецслужбы

Идея спецслужб, занимающихся разведкой и распространением влияния, зародилась в конце Большой игры – глобального противостояния России и Великобритании в XIX веке. Их расцвет пришелся на «золотой век шпионажа» – период холодной войны между США и СССР. Все эти ЦРУ, МИ-6, КГБ/ФСБ, Моссад в идеальном мире стоило бы упразднить после распада СССР. Но государственные машины со свойственной им эффективностью не стали отказываться от имеющегося ресурса и просто переназначили мировые спецслужбы под новые задачи. Этих задач было три. Во всяком случае, так казалось.

Во-первых, коммерческий шпионаж. Переназначить спецслужбы на такую же разведку, но немного другую. Красть корпоративные секреты и ноу-хау в интересах национальных правительств и корпораций. Мир корпоративного шпионажа подробно описывали писатели-фантасты в своих произведениях. Эти джеймсы бонды от мегакорпораций проникали в хранилища данных, перехватывали вражеских шпионов и защищали промышленные секреты.

Реальность оказалась прозаичнее. Зачем красть чужие ноу-хау, если их можно открыть методом реверсивной инженерии – разобрав образцы чужой продукции, выявив рабочие принципы и на их базе собрать свою собственную продукцию? Проблема не в том, что секреты секретны, а в том, что они защищены патентным правом и оберегаются на правах собственности. Это добавляет работы юристам, но лишает хлеба спецслужбы.

Во-вторых, это борьба с терроризмом. Гипотеза та же: да, у страны есть враги, только их не найти на карте мира. Это сетевые структуры, скрытные и неуловимые, которые наравне с враждебными державами прошлого угрожают конституционному строю, общественному порядку и инфраструктурной целостности. Спецслужбы, предназначавшиеся для сбора информации и для борьбы со шпионами, бросили на совершенно несвойственную для них полицейскую задачу – борьбу с терроризмом.

Была и третья задача: борьба с политическими противниками и оппозицией. Что было очень удобно, если эта оппозиция практиковала террористические методы. Ну или хотя бы была официально обвинена в терроризме. И в мире полно режимов, где спецслужбы не брезгуют участием в политических разборках различных партий или откровенно ведут борьбу с оппозицией.

Что же происходит на Украине?

На Украине по результатам спецоперации с февраля по ноябрь 2022 года СБУ оказывается наиболее боеспособным подразделением, способным выполнять поставленные задачи. СБУ не участвовала в боевых действиях, так как для этого и не предназначалась. Мы не видели каких-то больших потерь СБУ. Ни с каким терроризмом она тоже не боролась. Украинские спецслужбы методично преследовали пророссийские силы на территории своей страны и вербовали агентов на территории нашей. С поражениями ВСУ, стоит ожидать, фокус внимания переключится на операции СБУ.

Ожидаемые методы СБУ в ходе боевых действий прямо вытекают из роли спецслужб сегодня. Подготовка террористов ровно по собственным прочитанным задом наперед антитеррористическим методичкам. Кто еще подготовит успешного террориста, как не тот, кто всю жизнь с ним и боролся?

Как у войны, так и у терроризма есть свои законы и обычаи. Зимой мы можем столкнуться как с традиционными видами терактов (взрывы шрапнельных боеприпасов, захваты заложников, теракты на инфраструктуре, уничтожение гражданской авиации), так и с новыми, нетрадиционными, которых мы не ожидали. Пока украинские солдаты в окопах будут согреваться подручными средствами, украинские террористы будут упражняться в изобретении угроз для России. И к этому надо готовиться – не паниковать, разумеется, а активно противодействовать.