Одновременная смерть Вацлава Гавела и Ким Чен Ира добавила в разгорающийся костер российских политических дебатов еще одно весомое «поленце». Часть публики, разгоряченная стоянием на Болотной, сочла реакцию официальных инстанций на эти прискорбные события, мягко говоря, не совсем адекватной. Или – наоборот, слишком явно указывающей на тайные политические предпочтения российских властей. В том, например, смысле, что – о, ужас! – Пхеньян нам, оказывается, ближе, чем Прага. А «тоталитарный диктатор» ближе, чем «апостол свободы».
Гавел и Ким Ир Сен – это не столько внешнеполитические фигуры, сколько наши внутрироссийские ментальные конструкции
Дело, однако, отнюдь не в том, что кто-то в наших верхах – тайный симпатизант покойного Ким Чен Ира и, наоборот, не питает аналогичных симпатий к покойному Гавелу. В конце концов, кому, когда и как выражать или не выражать соболезнования – дело диппротокола. А по сути – вообще дело десятое.
Дело же первое заключается в том, что Гавел и Ким Ир Сен – это не столько внешнеполитические фигуры, сколько наши внутрироссийские ментальные конструкции, символизирующие драму незавершенной самоидентификации.
Символизм этих фигур до банальности очевиден. В фигуре Ким Чен Ира легко усматривается еще Гегелем конституированный «деспотический Восток». Тогда как Вацлав Гавел – это если и не аутентичный «свободный Запад», то явная устремленность к этому полюсу. Что скорее есть преимущество, нежели недостаток. Ведь, как известно, освобождаться значительно интереснее, чем жить в достигнутой свободе. Потому как, говоря словами классика: «Скушно жить на этом свете, господа!»
Собственно, маршрут Гавела – это и есть маршрут освобождения. Его самого – как творческой личности. Его народа – как самосознающей этнической общности, готовой на слом государственности только ради того, чтобы не жить вместе с этнически самым близким, но все-таки другим народом. А в конечном счете – его народа, который предпочитает «распуститься» в общеевропейском единстве. Разойтись, так сказать, на независимые личности. Каждый – по своим собственным, единственно важным делам.
Маршрут Ким Чен Ира прямо противоположен. Он, как и его отец, – заложник идеи. Он подчиняет себя служению чучхе – причудливой версии марксизма, от которой в первую очередь отрекся бы именно Маркс. Он подчиняет этой идее свой народ до такой степени, что другая половина того же самого народа становится для него самым злейшим врагом. Он собирает свой народ в полной изоляции от остального мира в один «боевой кулак» для того, чтобы одним ударом водворить всемирную справедливость.
Имея в виду наш собственный не столь уж давний опыт, можно предположить, что за всей этой романтикой чучхе уже давно скрывается элементарное стремление удерживать власть, которая дает все жизненные блага, вполне доступные «среднему европейцу». И что рано или поздно эта простая истина откроется тем самым людям, которые сейчас бьются в истерике по поводу смерти «Любимого Руководителя». И тогда мы увидим корейское издание падения Берлинской стены.
Что говорят нам эти два прямо противоположных пути? Пожалуй, вот что. Путь Гавела – это то, чего мы хотим, но почему-то не можем. Путь Ким Чен Ира – это то, что мы (памятуя прошлое) можем, но почему-то не хотим. И смерть обоих значит для нас нижеследующее: нам необходимо хотеть только того, что мы можем. А, следовательно, мочь именно то, чего мы хотим.
А Гавела и Ким Чен Ира давайте отпустим с миром. В смысле – мир их праху. Нам же пора, давно пора возвращаться к себе.
Источник: Сайт «Актуальные комментарии»
