Борис Джерелиевский Борис Джерелиевский Вслед за БПЛА стартовала эра морских дронов

Тема беспилотных систем на вооружении военных флотов не исчерпывается небольшими ударными безэкипажными катерами. По задачам морской пехоты будут действовать разведчики, десантные, транспортные дроны, безэкипажные тральщики.

0 комментариев
Игорь Караулов Игорь Караулов Пусть Европа ищет гуннов в зеркале

Европейцы охотно поддерживают украинско-прибалтийский миф о «дикости» русских. Не потому, что он соответствует реальности, а потому, что он совпадает с их собственным мифом. Фактически это союз, построенный даже не на каких-то материальных интересах, а на фантасмагорической лжи о России.

6 комментариев
Игорь Мальцев Игорь Мальцев От «творчества» ИИ воняет за километр

Можно, конечно, сломать ход истории, подойти и плюнуть на картину Малевича, и это тоже будет актом художественного творчества – акционизмом. Но слабая сторона ИИ в том, что он даже этого сделать никогда не сможет.

47 комментариев
21 ноября 2017, 15:30 • Авторские колонки

Сергей Худиев: Что для нас сегодня может означать пример Александра III?

Сергей Худиев: Что для нас сегодня может означать пример Александра III?

Открытие памятника императору Александру III в Ялте – а открывал его лично президент Владимир Путин – побуждает вспомнить о двух важнейших чертах правления этого государя.

Во-первых, он вошел в историю как «миротворец» – за 13 лет его правления Россия не вела крупных войн. Он перевооружил армию и флот и решительно отстаивал интересы страны, но стремился делать это мирным, дипломатическим путем – и ему это удалось.

Во-вторых, он известен как человек глубоко консервативный и религиозный – как в своей политике, так и в частной жизни.

Александр Александрович взошел на престол после того, как его отец, государь император Александр II, был злодейски убит представителями «народной воли» («террористическая организация, запрещенная в РИ», как мы бы сейчас сказали).

Александр II вошел в историю как «освободитель», при котором было отменено крепостное право, проведены глубочайшие реформы – но побочным эффектом этих, несомненно, давно назревших и необходимых преобразований явилось высвобождение сил, которые его и убили.

Среди образованного общества распространились революционные идеи, желание радикально переустроить жизнь на каких-то новых, как казалось людям, гораздо более справедливых и гуманных началах, вера в то, что и государство, и Церковь надо ниспровергнуть, чтобы освободить путь чему-то чрезвычайно доброму и прекрасному.

А чтобы их ниспровергнуть, надо все высмеивать, над всем глумиться, везде видеть фальшь и обман и свинцовые мерзости – и именно такой, с кривой ухмылкой, разговор о всем священном и почитаемом должен отличать прогрессивного и мыслящего человека.

Появление террористов, которые с готовностью перешагивали через кровь – как ненавистных им служителей государства, так и случайно подвернувшихся представителей того самого «простого народа», ради которого они, теоретически, старались – было логически неизбежным развитием этих настроений.

В современном мире для многих это может прозвучать неожиданно – но первые бомбисты-террористы были не религиозными, а чисто политическими фанатиками, которые не верили ни в какие небесные награды за свои действия, а просто полагали, что приносят себя в жертву «любви беззаветной к народу».

Это, увы, по-своему понятно. Люди, которые всерьез верят в то, что все зло и неправду мира можно преодолеть, просто переустроив общество – а для этого всего-то и нужно поубивать не очень много плохих людей – будут убивать не только без колебаний, но и с глубочайшим сознанием своего высокого долга, «ради правды и любви», как потом сказал поэт.

Конечно, многие поклонники прогрессивных идей совершенно искренне ужаснулись кровожадности народовольцев – примерно так же, как потом люди, радостно приветствовавшие Февральскую революцию, ужасались жестокостям большевиков. Но терроризм следовал из нигилизма с той же неизбежностью, с которой впоследствии Октябрь следовал из Февраля.

Обязанности государя требовали дать нигилизму отпор, и Александр III вошел в историю как глубоко консервативный правитель, который смог подавить революционное брожение и при котором Россия, хотя и не стала более свободной, стала более безопасной, богатой и могущественной.

При жизни его сына – государя императора Николая II – силы революции взяли реванш, о чем нет нужды говорить подробно.

Но что для нас сегодня может означать пример Александра III?

Конечно, эпоха, в которую он правил, безвозвратно ушла – но нигилизм как идеология или, вернее, настроение никуда не делся. Это сочетание глумливого презрения и некой мечтательности – вот мы все разломаем, отречемся от старого мира, и явится нечто прекрасное.

Ему противостоит консервативная идеология здравого смысла, которая полагает, что революция – это катастрофа и преступление, а любое улучшение жизни людей есть результат медленного, плавного, осторожного развития.

Но у консерватизма – как мы видим на примере Александра III – есть еще несколько важных черт.

Консерватизм признает духовные основы жизни – человек есть существо, обладающее духовной природой, у его жизни есть смысл и цель, он призван к вечному спасению, существует нравственный закон, который не мы установили, мы не можем изменить и которому мы обязаны повиноваться.

Он также признает, что Россия обладает своей уникальностью – как и другие страны и цивилизации – и навязать ей чужую идентичность, заставить ее соответствовать чужим стандартам было бы не просто неправильно, но и невозможно.

Ваша яблоня может приносить лучшие в мире, уникальные яблоки – если ухаживать за ней должным образом – но вы не можете переделать ее в пальму, даже если лично вам больше нравятся бананы.

Консерватизм есть идеология преемства – дерево питается корнями, будущее органически вырастает из прошлого и смотрит на это прошлое с благодарностью и почтением.

И открытие памятника одному из великих наших царей – важное проявление этого преемства. Как государство, как цивилизация мы наследуем исторической России; после всех чудовищных и провальных социальных экспериментов мы наконец входим в свою родную колею. И это весьма утешительно.