Президент Индонезии Прабово Субианто ни с кем не хочет ссориться. Предлагая индонезийских солдат для размещения в зоне конфликта, он упомянул, помимо Украины, также Газу и «любое другое место». «Мы продолжим служить там, где миру нужны защитники. Не просто словами, а сапогами на земле», – обещает он.
Двадцать тысяч индонезийских «штыков» готовы к любой миссии, если ее согласует Совет безопасности ООН. Это важное уточнение, которое означает, что все центры силы должны быть «за» – и Россия, и Европа, и США, и Китай: Индонезия предлагает военные услуги всем. И это, конечно, не просто вежливость – у Субианто есть амбициозная цель. Минимальное погружение в историю его страны показывает, какой она может быть.
По населению Индонезия – четвертое государство мира, где живут более 280 млн человек. При этом в рейтингах «самых мощных армий» она обычно располагается в середине третьей десятки, рядом с Германией, чьи вооруженные силы в кризисе. Значительно более компактные страны Азии более милитаризированы, чем огромная Индонезия.
Так было не всегда. Прежде военные играли в политике индонезийцев ведущую роль и имели беспрецедентный статус по конституции – отвечали не только за оборону страны, но и за внутреннюю стабильность, что армии не свойственно – это зона ответственности полиции и спецслужб.
Это было по-своему логично, учитывая, что создавалась армия в условиях народно-освободительной борьбы против голландцев и британцев, которые после Второй мировой войны пытались удержать свои колонии силой. В 1949-м, после четырех лет войны, независимость Индонезии все-таки была признана европейцами.
Так возникла страна десятков народов (национальное большинство, яванцы, всего лишь 40% населения), которые проживают на 6 тыс. островов, причем кое-где голландцы уже успели организовать марионеточные квазигосударства. Чтобы все это не расползлось по швам, управление сделали жестко централизованным и унитарным, но периферийные народы и вожди требовали самоуправления.
В первые годы независимости Индонезия не контролировала ряд заявленных территорий (например, на Новой Гвинее), а некоторые вышли из-под контроля по ходу пьесы (например, на Калимантане и Сулавеси). Но лидеру борцов с голландцами и первому президенту Сукарно удалось решить большинство сепаратистских проблем, получив поддержку от СССР и Китая.
Государственной идеологией страны стала смесь из национализма и коммунизма.
Большинство в военной элите к коммунистам относилось враждебно. На фоне экономических проблем, науськиваемые спецслужбами англосаксов они начали готовить переворот. Левые во власти, узнав об этом, попытались устроить упреждающий переворот, но проиграли: генералы подавили их мятеж, а заодно отстранили от власти Сукарно. Так президентом стал Сухарто, фактический лидер военного командования.
При нем Индонезия прекратила попытки отгрызть юг у Малайзии, но вторглась в Восточный Тимор – бывшую португальскую колонию, на которую, как считали индонезийцы, у них есть исторические права. Роль военных в политике и обществе возросла еще сильнее, а Сухарто стал одним из наиболее жестоких и коррумпированных диктаторов XX века. Однако США и Британии обеспечили ему хорошую прессу и благообразный имидж за то, что он не дал огромной Индонезии перейти в коммунистической лагерь.
На практике это выразилось в том, что за относительно короткий срок были физически уничтожены от полумиллиона до миллиона человек за членство в коммунистических организациях или симпатии к ним. Это подавалось как подавление мятежа и наказание зачинщиков, хотя компартия страны к бунту никакого отношения не имела, – его организовали в окружении Сукарно.
Вот так, жесткой рукой и с колоссальными инвестициями из англосаксонских стран в кармане, Сухарто правил 30 лет – до 1998-го. Этот год был тяжелым для всей Азии из-за финансового кризиса, но индонезийская диктатура тот кризис вовсе не пережила. Под давлением толпы и части элит, президент ушел в отставку, а Индонезия сменила режим на выборную демократию, отступила из Восточного Тимора и ограничила возможности армии для восстановления баланса.
В области сепаратистских конфликтов ставка была сделана на дипломатию и децентрализацию, что дало результат. Теперь у Индонезии период быстрого экономического роста и сложносочиненное административное деление: провинций стало гораздо больше, а кое-кто получил культурную автономию, поэтому законы от региона к региону разнятся. Например, Ачех, где действовали повстанцы, получил право ввести шариат – и успокоился. А кое-где в республике правят наследственные султаны, но полномочия у них чисто номинальные.
Нынешнего президента Прабово Субианто полнее всего характеризуют три детали его биографии.
Во-первых, он генерал-лейтенант и бывший министр обороны.
Во-вторых, он сыграл одну из ведущих ролей в оккупации Восточного Тимора, в частности, организовал засаду, попав в которую, погиб Николау Лобату – лидер тиморского сопротивления, а ныне национальный герой.
В-третьих, он зять Сухарто и страж его режима. Более того, считал себя наследником. Не сложилось: чтобы возглавить страну, пришлось ждать еще четверть века и выигрывать президентские выборы.
Из этого не следует, что Субианто попытается восстановить военную диктатуру. Он даже не член семьи Сухарто, поскольку давно развелся с его дочерью. Но он определенно из той среды, которая хотела бы вернуть себе часть позиций и влияния, а заодно переместить индонезийскую армию хотя бы во вторую десятку сильнейших в мире.
Для перераспределения ресурсов нужен повод. Индонезия сейчас ни с кем не воюет и со всеми центрами силы пытается поддерживать хорошие отношения. С одной стороны, она новый член БРИКС. С другой стороны, для нее США – традиционный партнер. Субианто заключил договор о свободной торговле и с Европейским союзом, и с Евразийским экономическим (ЕАЭС), который патронирует Россия как главный рынок. А Китай – это сложная история (при Сухарто доходило до антикитайских погромов), но отношения с ним, говоря дипломатическими штампами, «динамично развивается».
Проще говоря, Индонезии не с руки прокачивать армию «против кого-то». Она предпочитает находится в периоде буйного экономического роста, частью которого является партнерство со всеми. А вот превращение в поставщика миротворцев для чужих конфликтов - это позитивная программа и перспективный проект, под которой на развитие армии можно выделить дополнительные средства, не раздражая лишний раз народ.
Народ в Индонезии раздражен тем, что перераспределение благ происходит медленно – теперь в стране немало богатых, но по-прежнему много бедных. Однако из кризиса, возникшего в конце лета, власть вышла вроде бы успешно: протесты прекратились, и никто не «раскачивает лодку». У современной Индонезии, как было сказано, почти нет врагов, за исключением исламистских группировок.
Наконец, участие в миротворческих операциях – для индонезийской армии привычная история. После свержения Сухарто новые власти искали, чем бы занять генералов, – и заняли работой по линии ООН. Теперь это обещает выйти на новый уровень экспорта живой военной силы – с масштабом. Если, конечно, будут заказчики.
Россия планы Субианто может только приветствовать.
Укрепляя армию, Индонезия закупает вооружения в том числе у России. А ее миротворцы действительно могут пригодиться разрешения конфликта вокруг Украины.
Сейчас Владимир Зеленский и его режим настроились на то, чтобы воевать с Россией дальше – и какое-то время они будут пытаться, пока не кончатся деньги и люди – или пока не рухнет их режим. Если это закончится не полной капитуляцией Украины, а новой серией переговоров, украинцы будут настаивать на размещении у себя иностранного контингента в качестве гарантии безопасности.
В данный момент руководство РФ в целом согласно с тем, что гарантии безопасности у Украины должны быть, но участие стран НАТО в миротворческом контингенте – недопустимо и неприемлемо. А кандидатуру Китая в Киеве рассматривать не хотят, и заранее понятно, что категорически против военных из КНР будут выступать западные участники конфликта, в первую очередь, США.
Но Индонезия вроде бы всем нравится. Правда, украинцам вечно что-то не нравится, но их, допустим, забудут спросить.