«Музыканты» переросли западные ЧВК

@ РИА Новости

27 апреля 2023, 09:02 Мнение

«Музыканты» переросли западные ЧВК

Феноменология наемничьего духа совершила полный круг. Фигура партизана породила фигуру наемника, а в синтезе выдала третий тип, для которого, конечно, важны деньги, но их одних явно недостаточно, чтобы ехать в зону боевых действий.

Виталий Трофимов-Трофимов Виталий Трофимов-Трофимов

политический аналитик

Является ли ЧВК «Вагнер» полноценной частной военной компанией и как к ней относиться – вопрос, на который многие ищут ответ с начала СВО. Однако процессы, которые привели к появлению «Вагнера», и саму ЧВК в своих работах частично предсказал немецкий правовед, философ, социолог и политический теоретик Карл Шмитт.

Свои доводы философ изложил в небольшой работе под названием «Теория партизана» 1963 года. Его аргументы говорят о том, что о «музыкантах» нельзя говорить как о частной военной компании. Зато можно говорить о том, что появление «Вагнера» – это начало исчезновения частных военных компаний как явления.

В своей работе Шмитт обращается к теме трансформации войны, которая наступила с завершением Второй мировой. Эту трансформацию он связывает с извращением изначального, сугубо политического смысла войны в период с XVII по начало XX века, который он называл «золотой эпохой европейской государственности». Эта трансформация приводит к иррегулярности войны: стороны не могут до конца понять кто друг, а кто враг, исчезает классическое представление о преданности и предательстве, больше нет определенности кого считать участником боевых действий (и на кого распространяется обращение как с военнопленным), а кто является преступником и должен быть осужден за терроризм, убийство или уничтожение собственности.

Иррегулярность приводит и к появлению новых видов участников войны. В частности, фигуры партизана. Партизан не носит знаков различия, скрывает оружие под гражданской одеждой, не удерживает территорию – он просто не является полноценным участником боевых действий. Партизанская война опасна, поскольку она провоцирует беспредельную жестокость – иррегулярный характер партизана не позволяет заключить с ним мир. Сам партизан тоже не ищет мира, его победа – в полном уничтожении противника, оккупировавшего его территорию. В такой войне нет никаких ограничений и принципов. Поэтому и ответ на партизанские действия тоже не регулируется jus in bello, правилами войны – армии применяли крайнюю жестокость по одному только подозрению в партизанской деятельности.

Во второй половине ХХ века коммунисты направили партизан всего мира бороться уже не только за страну, но и с классовым врагом. Это значительно изменило характер политического противостояния в глобальном масштабе. Ее практику концептуально обосновал в своих работах Владимир Ленин, а политические лидеры постсталинского периода активно поддерживали партизан Латинской Америки, Африки и Азии, ставших затем политическими лидерами своих стран. Это привело к падению влияния колониальных держав, в первую очередь Великобритании, и успеху левых идей далеко за пределами СССР.

Пытаясь продублировать этот успех, гарвардско-пентагоновско-церэушные умники предложили две технологии для борьбы с Советским Союзом, а затем и Россией.

Первой технологией были «цветные революции», которые довольно извращенно, но даже стилистически дублировали ту самую, первую цветную – «Красную» революцию 1917 года. И здесь против нас были брошены все цвета радужного флага: от радикально зеленых и голубых до оранжевых и откровенно коричневых.

Второй технологией были частные военные компании, которые выполняли свою работу без какой-либо четкой привязки к США. Этакий аналог партизана на зарплате, да еще и не связанного никак с той страной, в которой действует. Цветные революционеры разрушали страны изнутри, а частные военные компании срывали поставки, уменьшали влияние СССР/России и ее немногих союзников на периферии (например, в той же Африке) и закрепляли успех, инструктируя вооруженные силы новой проамериканской элиты, побеждавшей в ходе госпереворота.

Карл Шмитт выделял четыре основных признака партизана:

1) иррегулярность, способность как превращаться в участника боевых действий, так и скрываться среди мирного населения; 2) мобильность, отказ от контроля территории, действие малыми группами; 3) повышенная политическая вовлеченность (в конце концов, «партиец» и «партизан» – это однокоренные слова); 4) теллурический характер партизана, его особая связь с землей, которой не будет у солдат армий мирских держав.

Если сравнивать «Вагнер» с другими ЧВК – с Academi (бывший Blackwater) или Aegis Defence Services, – мы увидим, насколько они отличаются в своих ключевых принципах. И если говорить о том, кто наследует шмиттовской фигуре партизана, то это будет именно ЧВК «Вагнер». Из четырех признаков партизана им не свойственна разве что иррегулярность.

Во-первых, это мобильные группы. Штурмовые отряды «музыкантов» быстро занимают территорию, удерживать которую уже призваны армия и военно-гражданские администрации. Общий смысл ЧВК заключается в том, что это именно штурмовые отряды, а не патрульные или тяжелая пехота, которая и призвана удерживать территорию.

Во-вторых, это политически ориентированные бойцы. Солдатам западных ЧВК не надо быть патриотами. Вся западная трудовая традиция отрицает какое бы то ни было призвание. Там нет системы образования, а есть лишь оказание образовательных услуг. Это справедливо и в отношении американских ЧВК: их боевые действия – это лишь «оказание услуг по насилию». Поэтому нередко туда приходят люди, вообще не задающиеся гуманитарными вопросами. Иногда просто мясники или любители компьютерных игр, были сообщения о комиссованных из армии по разным нехорошим статьям. Мы же можем говорить о призвании, и о военных – не как об индивидуальных предпринимателях, а как о людях, это собственное призвание реализующих.

В-третьих, без сомнения, речь идет об особом характере отношения с землей и всеми ее различными производными. По некоторым косвенным признакам (интервью, фронтовой юмор, культура войсковых позывных, патчи на бронежилетах) мы можем говорить о том, что в своей массе контрактнику «Вагнера» одного только большого рубля недостаточно. Должно быть и какое-то понимание происходящего. Со стороны организации мало предоставить выгодный срочный контракт, надо еще и объяснить, что именно это за земли, которые надо отбить у украинских неонаци, что это за города, что это за люди, ради чего все это происходит, какова предыстория того, что тут творится, и как происходящее будет запомнено в будущем. Ничего общего с турами сафари в африканские страны, которые организуют Французский иностранный легион, не говоря уже про ЧВК «Академия».

Разумеется, на Украине классического партизанского движения нет ни со стороны России, ни с украинской. XXI век довел войну до значительной степени иррегулярности, а технические средства распознавания и идентификации сделали такую партизанскую войну попросту неэффективной. Но, возможно, мы в рамках СВО видим контуры того, какой будет война у будущем.

Во-первых, время наемничества проходит. Многие хотели бы видеть будущее, где войны ведут корпоративные армии, но правда такова, что люди не убивают и не умирают за стиральную машину или погашенную ипотеку. Во всяком случае, в тех горячих точках, где есть реальный риск расстаться с жизнью. Войны за ресурсы сменяют конфликты цивилизаций, и здесь западные наемники, которые приехали подзаработать, показывают крайне высокую капризность, навязчиво требуют комфорта и почти неэффективны.


Кроме этого, иррегулярность войны в целом, видимо, будет нарастать. Это означает, что национальные вооруженные силы будут не единственным участником вооруженных конфликтов. Другие участники так или иначе будут иметь черты, описанные Карлом Шмиттом. И чтобы эти военно-гражданские подразделения были успешны, рекрутировать надо тех, кто меньше всего похож на типичного бойца западных ЧВК (с архетипом «пират»: индивидуальный предприниматель на войне), и все больше похож на шмиттовского архетипического «партизана».

И, наконец, мы видим, что феноменология наемничьего духа совершила полный круг. Фигура партизана породила фигуру наемника, а в синтезе выдала третий тип, для которого, конечно, важны деньги, но их одних явно недостаточно, чтобы ехать в зону боевых действий. Ему необходимо дать историко-политические координаты собственных действий. То есть то, что раньше для партизана делало патриотическое воспитание.

Сегодня именно воспитывать, может быть, и не так важно. Гораздо важнее создать систему геоисторического позиционирования: написать нарративы, которые бы объясняли, как траектория индивидуальной судьбы такого бойца пролегает в эти времена по защищаемым им землям. И брошюры, которые раздают в зоне проведения СВО, рассказывающие об истории основания русских городов Новороссии, это шаг в верном направлении. В информационном шуме любить свою страну – неизбежное следствие другого действия, ее понимания.

Может быть где-то здесь вырастет и специальный институт. С обязательными историческим, культурологическим, географическим, политологическим и психолингвистическим факультетами.


..............