Россия ведет борьбу за возможность быть разными

Одна из основных задач торжествующего на Западе леволиберального течения – окончательное смешение и смещение всех иерархий, ценностей и понятий.

За столетие после русской революции дело зашло значительно дальше пресловутой кухарки, способной управлять государством. Проблема даже не в возможности бракосочетания юной девушки со старой слонихой, а юноши – с домашним компьютером. Она куда шире. Любое существо, обученное говорить, теперь убеждено, что имеет право выносить суждения и учить кого угодно чему угодно. Одно из последствий подобного положения вещей еще и в том, что способность услышать собеседника при разгуле изъявления частного, ничем не оправданного мнения падает до нуля. К тому же словом почти невозможно даже и пытаться остановить ненависть и отчуждение. Любые слова летят на ветер.

Показательный эпизод произошел как раз в памятную годовщину, 7 ноября. Украинская послица в Соединенных Штатах по имени Оксана Маркарова вздумала в соцсетях немного поучить Римского Первосвященника Франциска. Еще бы. Папа, говоря о русско-украинском конфликте, осмелился заявить, что «находится между двумя народами, которые любит», а также призвал вспомнить о великих гуманистических традициях русской литературы, в частности о Достоевском, который «до сих пор вдохновляет людей на христианство».

Казалось бы, вполне сдержанные слова понтифика с призывом к миру должны были по крайней мере вызвать внимательную благодарность, в том числе на Украине. Ан нет. Послица Маркарова написала, что папа-де плохо читал Достоевского, а там не сыскать и следа гуманизма. Больше того, во всей русской литературе, и в Пушкине, и в Куприне, и в Булгакове этого гуманизма отродясь не бывало. Дальше должно было стоять: поэтому любить Россию не за что, и она может быть стерта с лица земли – но вывода не последовало. Видимо, гражданка Маркарова сдержалась. Договорили за нее френды в комментариях. Подобными комментариями нас трудно удивить. Перечень, однако, у Маркаровой загадочный. Почему Куприн? А Бунина, Мережковского или Горького, скажем, нет? Их тоже много читали на Западе.

Зато с Булгаковым все понятно. Он в «Белой гвардии» хорошенько приложил Петлюру. Нелюбовь к Петлюре для госпожи послицы и ее единомышленников с гуманизмом несовместима. Такой у них принципиальный подход, этнически обостренный.

Возможно, других великоросских писателей Маркарова и не открывала. Читала ли она малоросских, вот в чем вопрос? Но это, в конце концов, ее личное дело. Призывать к интеллектуальной честности таких персонажей – занятие бессмысленное и неблагодарное. Впрочем, чем сильна Оксана, решившая прыгнуть на римского папу, тоже интересно посмотреть. Личный взгляд всегда содержательней абстрактного, за ним встает реальность, в которой мы живем.

46-летняя Маркарова – наполовину армянка с Западенщины. Родилась в Ровно. Училась на эколога в Киеве. Потом – семья-то была обеспеченной – в Индиане, в Штатах. Работала первые годы там же в Америке, в инвестиционных фондах. Стажировалась во Всемирном банке. При Порошенко сделала карьеру в министерстве финансов. Стала министеркой. Служила во главе министерства до самой смены власти. Должность в Вашингтоне при Зеленском – своего рода «блистательная ссылка», получившая, однако, особое значение в связи с начавшимся военным конфликтом. Так что окололитературные высказывания госпожи послицы лежат в далекой от ее профессиональных и личных интересов области. Она все больше про деньги. Но запись в соцсетях о Достоевском идеально свидетельствуют о стереотипах массового сознания, которые нынешняя Украина стремится навязать окружающему миру. Даже не русофобия, нет – априорная ненависть к русской культуре и цивилизации отныне и навек.

Как бы там ни было, подобных заявлений о «коллективной вине» культуры, литературы и музыки западный мир не слышал со времен Второй мировой войны. А теперь ничего, кажется, привык. Вот и Маркарова, молодая глобалистка с двадцатилетним стажем, извергает их безо всякой внутренней неловкости. Не боится, уверенная в себе, что коллеги пожурят. Принцип «политикалкоррекшн» на русских и русское не распространяется.

Что же до Достоевского, то ему не впервой. Его ненавидели еще отцы-основатели СССР. Ленин писал: «На эту дрянь у меня нет времени». Кстати, есть ощущение, что и Оксана Маркарова Федора Михайловича по-настоящему не читала.

В 30–50 годах ХХ века в Советском Союзе Достоевский был практически запрещен. На Первом съезде советских писателей любитель всяческого модернизма и формализма литературовед Шкловский провозглашал: «Если бы сюда пришел Федор Михайлович, то мы могли бы его судить как наследники человечества, как люди, которые судят изменника, как люди, которые сегодня отвечают за будущее мира. Ф. М. Достоевского нельзя понять вне революции и нельзя понять иначе как изменника». Чуть мягче высказывался Горький: «Достоевский – гений. Но он злой гений».

Первое собрание Достоевского в СССР вышло в середине 1950-х годов. Только в 1970-х в школах стали изучать «Преступление и наказание». 

И действительно, никакого «пролетарского гуманизма» в писателе не было ни на грош. Он был именно христианином, судьбой и творчеством подтверждающим верность гуманистическим принципам большой европейской христианской цивилизации. О чем и напомнил современному миру папа Франциск.

У антихристова царства, против которого восставал Достоевский, есть одна характерная черта. Оно несет с собой всеобщее уравнение, стирание различий, торжество «серых» из фантазий Ивана Карамазова, власть финансовых потоков, общие права и общие правила и, в конечном счете, исчезновение того человека, который в полноте свободы призван на Землю. Нынешняя Россия, при всех ее неловкостях, ошибках, сомнениях и разочарованиях, как раз и ведет борьбу за различия, за право оставаться собой, за возможность быть разными. И этот пафос остро чувствуют не только люди в Донбассе и в Новороссии, но и наши союзники по всему миру.

Возможно, конфликт, свидетелями и участниками которого мы становимся, это пролог к большому, может даже большему, чем мы можем себе предположить, походу против всемирного уравнивания, торжества энтропии. И в этом противостоянии Достоевский – вне всякого сомнения – воин. Он – наш, как и многие другие гении старой Европы, русские и не русские по происхождению.

И это – не умом, но чутьем – понимают украинские чиновники разных рук.

Только одно «но». Гуманизм – наше слово. Русская культура отстаивает человеческое в человеке перед лицом множества вызовов, как уже вполне очевидных, так и тех, о которых мы можем только догадываться. И в этом ее сила.