Броненосцы типа «Бородино» воплотили мощь Российской империи

XIX век принес человечеству множество технологических рывков в самых разных сферах. Один из них касался кораблестроения, в том числе и военного. Верфи главных мировых держав стали в огромных количествах порождать невиданных прежде металлических монстров, являвшихся высшим достижением тогдашней науки и техники.

8 сентября 1901 года – дата примечательная не только для отечественного военно-морского флота, но и с точки зрения научно-технического прогресса в России. В этот день на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге было начато строительство мощнейшего по тем временам эскадренного броненосца «Князь Суворов». И в тот же самый день однотипный корабль «Бородино» был спущен на воду со стапелей петербургского Нового Адмиралтейства. Обоим броненосцам была суждена короткая жизнь – и оба героически погибли в один день, 27 мая 1905 года, в водах Цусимского пролива.

Великое соперничество

Последние десятилетия XIX века – время знаменитого соревнования брони и снаряда. С начала 1880-х артиллерия пережила качественный скачок – переход на медленногорящие пороха и пушки, заряжающиеся с казенной части. Новые виды пороха аннулировали прежнее стремление к сверхкрупным калибрам. Ведь 305-мм пушка (знаменитая «двенадцатидюймовка») стала пробивать в полтора раза более толстую железную броню, чем прежняя 440-мм. А начиная с 1890-х артиллерийские орудия стали прибавлять в длине. В силу этого начальная скорость снарядов увеличилась с 300 м/сек до 900 м/сек. Сами снаряды стали производить из легированных термообработанных сталей и снаряжать все более мощными взрывчатыми веществами: пироксилином, тринитротолуолом, пикриновой кислотой и др.

Разработчики брони тоже не дремали. К концу 1860-х броневые плиты получали, либо складывая и скрепляя болтами по пять–шесть листов, либо путем расплющивания и проковки железных болванок, либо посредством специальных прокатных станов.

Быстро стало понятно, что простым утолщением железных плит задачу не решить. Британцы экспериментировали с плитами компаунд, одна сторона которых представляла собой твердую сталь, а другая – вязкое железо. Французы придумали стальную броню, в которую, во избежание растрескивания при попадании, начали добавлять 3–4% никеля. А в 1890 году американец Xейворд Гарвей додумался до способа повысить содержание углерода в поверхностном слое никелевой брони с 0,2% до 1%. Броня, получавшаяся при такой «гарвеизации», оказывалась вдвое прочнее, чем чисто железная. Спустя три года германская компания Круппа придумала еще более мощную броню – цементированную. Плита крупповской брони в 240 мм могла заменить прежнюю 600-мм железную плиту.

В целом 60–80-е годы позапрошлого столетия представили изумленному человечеству огромное количество разновидностей броненосных кораблей. Шел поиск универсального типа броненосца – и на пути к нему было создано множество занятных артефактов.

Самые первые броненосцы, вроде французского «Глуара» и британского «Уорриора», были батарейными – многочисленные и еще относительно небольшие пушки устанавливались на батарейных палубах и смотрели в морскую даль сквозь проделанные в бортах порты. Английский Bellerophon (1866) открыл эру казематных броненосцев, у которых десятка полтора больших пушек располагались в установленных по бортам казематах. Британский Devastation (1873) и российский «Петр Великий» (1877) являлись броненосцами мониторного типа – очень низкий корпус, максимально прикрытый броней. Британский же Inflexible (1881) представил миру тип цитадельного броненосца – в центре его корпуса была устроена «цитадель», в которой за 610-мм броней прятались орудийные башни, артиллерийские погреба, котлы и машины. Вне цитадели брони на корабле не имелось.

Особым путем пошли итальянцы. Они оснастили свои корабли Italia и Lepanto (1887) громадными 432-мм орудиями. Эти мастодонты весили каждый 101 тонну (на каждом корабле их было по четыре) и могли докинуть снаряды 907 кг на расстояние до 7000 м. При этом корабли были практически лишены броневого пояса, а защиту обеспечивали лишь броневая палуба (101 мм) и разделение корпуса на множество отсеков. Также 483-мм броня прикрывала орудийные башни. Про эти «броненосцы» тогда говорили: «Руки в перчатках, а тело голое».

Идеальный прототип

Одновременно с соперничеством снаряда и брони проходило соревнование башни и каземата. Английский офицер Купер Фиппс Кольз усовершенствовал башню, поместив ее на ролики, катавшиеся по железному кольцевому погону. Однако Кольз закончил карьеру трагически, утянув за собой на тот свет 483 человека. Ведь построенный по его проекту низкобортный башенный броненосец Captain (1869) был оснащен высоким рангоутом и полным парусным вооружением. Атлантический океан быстро отомстил за такое пренебрежение законами корабельной остойчивости...

Башни весили очень много – и делались попытки заменить их барбетами. Типичными барбетными броненосцами являлись, например, французский Amiral Duperre (1883) и британский Royal Sovereign (1892). Отличительной чертой этих броненосцев было размещение главного калибра не в традиционных уже тогда башнях, а в барбетах. Барбет – неподвижный круговой бруствер из брони, внутри которого располагались орудия, стреляя поверх броневой защиты – позволял сэкономить на весе (для корабля это важно), но оставлял артиллерийскую прислугу в опасности от осколков, сыпавшихся сверху. Впрочем, в артиллерийских системах позднейшей конструкции элементы барбета и башни оказались объединены. Так или иначе, но на границе XIX–XX веков в мире установился унифицированный тип эскадренного броненосца, считавшегося главной ударной силой любого крупного флота.

Эталоном такого корабля стал русский «Цесаревич», спущенный на воду 10 февраля 1901 года. Он был спроектирован французским инженером Антуаном Лаганем и построен по заказу российского правительства на частной верфи близ Тулона. Россия тогда переживала «медовый месяц» в отношениях с Францией и решила поддержать промышленность союзника выгодным заказом.

«Цесаревич» – это 13 тыс. тонн водоизмещения, скорость 18 узлов, главный калибр в четыре 305-мм орудия, размещавшиеся в двух двухствольных башнях на носу и корме. Средний калибр был представлен двенадцатью 152-мм орудиями («шестидюймовками) – в шести двухствольных же башнях, находившихся по бортам. От предыдущих броненосцев российского флота он отличался характерным завалом бортов внутрь (в соответствии с тогдашней французской кораблестроительной «модой») и их изощренной формой с размещением множества башен.

Получился действительно мощный корабль, и он так понравился россиянам, что еще до его окончательного ввода в строй Морское министерство постановило построить по чертежам «Цесаревича» на отечественных верфях пять броненосцев – «Князь Суворов», «Император Александр III», «Бородино», «Орел» и «Славу». Доработкой французского проекта занимался инженер-кораблестроитель Дмитрий Васильевич Скворцов. От родоначальника эта пятерка отличалась не очень значительно – у них несколько выросло водоизмещение и увеличилась площадь бронирования.

«Не скажет ни камень, ни крест, где легли во славу мы русского флага...»

Увы, в первый и последний свой бой четырем «бородинцам» пришлось идти фактически сразу со стапелей. Когда в начале октября 1904-го 2-я Тихоокеанская эскадра спешно отплывала из Либавы на помощь блокированному японцами Порт-Артуру, броненосцы, призванные стать главной ее ударной силой, еще не успели пройти полного цикла испытаний и боевой подготовки (за исключением «Александра III», введенного в эксплуатацию в октябре 1903-го). «Суворов» официально был введен в строй в конце августа 1904-го, «Бородино» – в сентябре 1904-го, а «Орел» – и вовсе за день до отплытия эскадры. Еще «сырые» корабли, неопытные экипажи...

Ситуацию усугубляло то, что силы, отправленные на помощь Порт-Артуру, были собраны «с бору по сосенке» – новейшие быстроходные корабли соседствовали со «старыми сундуками» с черепашьим ходом. По уму после вести о падении Порт-Артура эту армаду надо было срочно возвращать – но руководство в Петербурге, словно азартный картежник, бросило на игральный стол свою последнюю карту.

«Суворов» первым открыл огонь по японцам в сражении 27 мая – в 13.49. Причин поражения российского флота при Цусиме множество. Тут и превосходство японских фугасных снарядов (знаменитой «шимозы») над российскими бронебойными, которые только ленивый не обругал за сквернейшее качество. Тут и более высокая скорость японской эскадры, позволявшая ей свободно маневрировать перед лицом русских, выбирая наиболее приемлемую для себя дистанцию артиллерийской дуэли. Тут, несомненно, сказался боевой опыт, наработанный японцами под Порт-Артуром, и их превосходство в воинском духе над неопытными российскими экипажами, набранными большей частью из резервистов и новобранцев. При этом, однако, стреляла русская эскадра – по крайней мере, в начале сражения – отлично, добившись большого числа попаданий.

На эту тему
• Успехи и неудачи ВМФ СССР в Великой Отечественной обросли мифами
• Путин: Сильной России нужен мощный флот
• Судно тылового обеспечения «Всеволод Бобров» приняли в состав ВМФ

В течение дневного сражения японцы выбили наиболее боеспособную часть русской эскадры. Флагман вице-адмирала Зиновия Рожественского превратился под ударами врага в наковальню. «Такой стрельбы я не только никогда не видел, но и не представлял себе. Снаряды сыпались беспрерывно, один за другим... А потом – необычайно высокая температура взрыва и это жидкое пламя, которое, казалось, все заливает! Я видел своими глазами, как от взрыва снаряда вспыхивал стальной борт. Конечно, не сталь горела, но краска на ней! Такие трудно горючие материалы, как койки и чемоданы, сложенные в несколько рядов, траверзами, и политые водой, вспыхивали мгновенно ярким костром... Временами в бинокль ничего не было видно – так искажались изображения от дрожания раскаленного воздуха...» – рассказывал впоследствии участник боя на «Суворове» капитан 2-го ранга Владимир Семенов.

Японцы вскоре после начала битвы добились крупного успеха – несколькими удачными попаданиями отправив на дно российский броненосец «Ослябя». Флагман же вывалился из строя и начал отставать от эскадры.

«Вышедший из строя «Суворов», охваченный пожаром, все еще двигался (за эскадрой), но скоро под нашим огнем потерял переднюю мачту, обе трубы и весь был окутан огнем и дымом. Положительно никто бы не узнал, что это за судно, так оно было избито. Однако и в этом жалком состоянии все же, как настоящий флагманский корабль, «Суворов» не прекращал боя, действуя, как мог, из уцелевших орудий...» – гласили японские донесения.

Затем русскую эскадру в течение нескольких часов вел за собой «Александр III». Когда он в 18.50, окончательно избитый японскими снарядами, перевернулся и затонул, из находившихся на борту 857 человек не спалось ни одного – никто так и не смог рассказать, какие муки пережил экипаж этого корабля.

Эскадру повел полуразрушенный, истерзанный десятками попаданий «Бородино» – но в 19.12 перевернулся и он, унеся с собой 865 человек. Уцелеть посчастливилось лишь марсовому старшине Семену Ющину, который провел в воде несколько часов и был спасен японским миноносцем. Полуразбитый «Орел» на следующий день еще с тремя кораблями сдали японцам.

А «Суворов»... Единственными спасенными с него оказались командующий эскадрой Рожественский и члены его штаба – незадолго до гибели броненосца их снял с него миноносец «Буйный».

Закончить хотелось бы цитатой из японского донесения: «В сумерках, в то время, как наши крейсера гнали неприятельские к северу, они увидели «Суворов», одиноко стоящий вдали от места боя, с сильным креном, окутанный огнем и дымом. Бывший при наших крейсерах отряд миноносцев капитан-лейтенанта Фудзимото тотчас же пошел на него в атаку. Этот корабль, весь обгоревший и еще горящий, перенесший столько нападений, расстреливавшийся всей (в точном смысле этого слова) эскадрой, имевший только одну, случайно уцелевшую пушку в кормовой части, все же открыл из нее огонь, выказывая решимость защищаться до последнего момента своего существования, пока плавает на поверхности воды. Наконец, в 7 ч. вечера, после двух атак наших миноносцев, он пошел ко дну...»