Что помешало оставить Литву в составе СССР

30 лет назад, 11 марта 1990 года, Верховный совет Литовской ССР принял Акт о восстановлении независимости. Это еще не был в полной мере выход из состава СССР, но сейчас в Вильнюсе именно эту дату считают государственным праздником. Масштаб празднования потрясает: от торжественных речей и шествий до рок-концертов и коллективного (до 500 человек) изображения живой фигуры герба Погони. На проспекте Гедиминаса собираются открыть памятник президенту Сметоне. Ожидается салют.

Один из современных мифов о том времени сводится к тому, что все литовцы в едином порыве только и ждали, чтобы выйти из состава ненавистного Союза. Они все чуть ли не с 1940 года втайне мечтали об этом. И вот наконец свершилось. На самом деле это полная неправда, и от этого надо отталкиваться.

«Саюдис» сам заказывал в конце 1980-х и конкретно в 1990 году социологические опросы, от результатов которых у интеллектуалов-активистов волосы вставали дыбом. Инициированные оппозиционерами независимые опросы показывали, что реально за независимость Литвы выступает 11-12% населения, а со всеми колеблющимися максимум 20%. Подавляющее большинство населения Литвы просто выжидало. При этом надо понимать, что русскоязычного населения в республике было не более 5% – меньше, чем этнических поляков. Это не Латвия, где почти половина населения – не латыши, и конфликт там мог развиваться как межэтнический.

Есть такой отставной полковник литовской армии Йонас Гячас. В январе 1991 года он командовал обороной здания Верховного совета республики. В январе 2013 года, в очередную годовщину «январских событий», у него взяли интервью с характерным заголовком «В то время нация ни черта не была единой» (Anuomet tauta ne velnio nebuvo vieninga). Гячас говорит: «Хорошо, если полмиллиона взялось в Литве за руки (то есть твердо поддерживали независимость в январе 1991 года – прим. ВЗГЛЯД.), но около полутора миллионов элементарно выжидали, что будет. И еще полтора миллиона если не были категорически против, то весьма против».

На эту тему
• Литва нашла старый повод обвинить россиян в «военной агрессии»
• Литовский суд впервые за двадцать пять лет признал реальность
• Латвия хочет сотрудничать с Россией, а Литва – воевать

В январе 2019 года эти цифры подтвердил Аудрюс Буткявичюс, один из основных организаторов январских событий 1991 года, впоследствии начальник ДГБ (департамента госбезопасности). 25 января он в телепередаче «Kitoks pokalbis» на ТВ «Lietuvos rytas» сообщил журналистке Дайве Жеймите-Билене такую информацию. Готовя использование гражданской силы против готовящейся «силовой акции» Советского Союза, осенью 1990 года Буткявичюс организовал социологическое обследование населения Литвы на его готовность противостоять «советской агрессии». Исследование провела Раса Алишаускене, сотрудник лаборатории психологических исследований Вильнюсского университета. Выяснилось, что в 1990 году реальных защитников независимости Литвы оказалось бы всего 12-14%. Со всеми колеблющимися – до 20%. Иными словами, из двух с половиной миллионов избирателей, готовых защищать независимость республики, было около полумиллиона.

Одних этих цифр достаточно для того, чтобы понимать, что ситуация в Литве не была необратимой. Просто надо было с этим работать. А аппарат КГБ Литовской ССР впал в коллективную кому и принялся пить пиво в баре «Бочяй». Через несколько лет тогдашнего владельца бара, полукриминального персонажа с неоднозначной репутацией, нашли утонувшим в бассейне во дворе собственной виллы.

Что творилось по этому поводу в голове у Горбачева – понять совершенно невозможно.

Сперва он ведет себя грубо и резко. В конце марта он посылает на имя председателя ВС Литвы (то есть Ландсбергиса) гневную телеграмму, где требует в трехдневный срок все отменить. Правительство СССР заявляет, что все союзные объекты и здания являются союзной собственностью. 26 марта десантники и спецназ КГБ СССР занимают здания вильнюсского горкома партии, Дом политпросвещения, Высшую партийную школу, а 27 марта – здание ЦК КП Литвы на проспекте Ленина (ныне Гедиминаса).

Выбор зданий показателен. Никому и в голову не пришло именно тогда, в марте 1990 года, занять телевидение и Дом печати. Усилить границу, хотя распоряжение об этом было отдано. В апреле союзное правительство вводит ограничения на поставки в Литву энергоносителей, что сразу же приводит к очередям на бензоколонках и резкому росту раздражения населения. Эти меры стали называть «экономической блокадой». И это было очень странное решение.

Литва затаилась. Минимальной демонстрации силы было достаточно, чтобы даже наиболее отпетая верхушка активистов «Саюдиса» стала сдавать назад. Начались закулисные переговоры, на которых союзный центр представляли в основном белорусы, что тоже было странным решением, учитывая историческую судьбу Великого княжества Литовского. Литовцы не хотели разговаривать с этническими белорусами, за глаза обзывались «гудами» (gudai – в литовском языке бытовое наименование белорусов с оттенком презрительности) и принялись готовить делегацию в Москву.

В июне руководители всех трех прибалтийских республик наконец приезжают в Москву, где встречаются с Горбачевым. Переговоры сперва шли очень тяжело, но в конце концов Ландсбергис согласился на сто дней приостановить действие Акта о восстановлении независимости, а Горбачев в ответ 2 июля 1990 года снял экономические санкции против Литвы. Это можно было считать и компромиссом, и относительной победой союзного центра. Другое дело, что этим никто не воспользовался.

Простое решение – изолировать руководство «Саюдиса» наталкивалось на позицию Александра Яковлева: это уже, мол, не какие-то там активисты, а избранные народом Литвы депутаты Верховного совета, включая его председателя – Витаутаса Ландсбергиса. Нельзя их так просто взять и интернировать. Хотя чисто юридически их действия подпадали под несколько уголовных статей, включая измену Родине.

Летом и осенью Вильнюс представлял собой сюрреалистическое зрелище. Внутри занятых десантниками партийных зданий едва теплилась жизнь. В здании ЦК на проспекте Ленина находилось буквально несколько человек, начиная со Шведа и Бурокявичюса, а десантники, постояв немного, вернулись в Псков, перепоручив охрану здания местной милиции. Основная же жизнь вертелась вокруг здания Верховного совета. При этом никто из западных стран признавать независимость Литвы не торопился.

Летом 1990 года в Вильнюс приезжает Линас Коялис, американец литовского происхождения с темным прошлым. Он становится советником Ландсбергиса по вопросам противостояния с Москвой. Впоследствии он говорил в интервью: «В то время я пытался объяснить, что Литву никто не захочет признать, так как чтобы иметь реальную власть, надо контролировать определенную территорию. Ландсбергис и все министры того времени, по правде говоря, не были настоящей властью. Они не могли выехать из страны, которой они якобы управляли, без советского паспорта. Что значит слово «власть», если ты в действительности ничем не владеешь…».

Да, в Литве медленно формировались отряды «саваноряй» – добровольцев. Молодые люди одевали камуфляжную форму с нашивками в виде герба Погони и это был максимум.

Кое-где они выполняли декоративные функции. Например, они проверяли документы на въезде на Куршскую косу. Просто заходили в рейсовый автобус и просили что-нибудь показать. Но в целом в республике сохранялась ситуация даже не двоевластия, а как будто жизнь поставили на паузу. Ландсбергис и компания ничего самостоятельно сделать не могли и откровенно боялись федерального центра. А этот самый центр не делал вообще ничего.

Продолжаться это могло бесконечно долго. Современное представление о какой-то героической борьбе литовцев за независимость – не более, чем идеологическая агитка. На самом же деле интеллектуалы-активисты, пришедшие на волне перестройки к власти в Литве, откровенно трусили и не собирались форсировать события. Они пристально смотрели не только на Москву, но и на Кавказ, посылали туда эмиссаров, которые, вернувшись в Вильнюс, рассказывали ужасы о событиях в Закавказье. Литовская верхушка всеми силами стремилась не нервировать Москву, кабы чего не вышло. При этом основной тактикой было выбрано ничегонеделание. Жизнь в Литве с момента провозглашения независимости не изменилась никак. Это-то и было странно.

В такой обстановке не требовалось применять силу. Для возвращения Литвы в обычное русло государственного управления достаточно было ее минимальной демонстрации. Под контроль надо было ставить все федеральные здания, а не только собственность партии. Сносить к чертям собачьим самовольно установленные «таможенные пункты». Интернировать парочку наиболее отпетых персонажей (там были люди похлеще Ландсбергиса, склонные к очень экстравагантным акциям). Мягко попросить архиепископа Юлийонаса Степонавичюса и кардинала Аудриса Бачкиса не проповедовать с кафедры всякую муть и другим запретить.

Весь этот комплекс мер не то что не был осуществлен, он не был даже разработан. В Москве с лета 1990-го по январь 1991 года просто не замечали Литву, а от людей, которые что-то по этому поводу говорили, просто отмахивались.

Логичного объяснения этому нет. Ответить на простой вопрос «почему» не могут даже люди, которые тогда были во все это вовлечены. А их число в 1990-х годах стало стремительно сокращаться. В январе 1995 года в самом центре Москвы было найдено тело бывшего генерала КГБ Станислава Цаплина, бывшего первого заместителя главы КГБ Литвы, человека, в 1989 году написавшего в Москву доклад о ситуации в Литве и, возможно, отвечавшего за так называемый план «Метель» – изоляцию наиболее активных членов «Саюдиса» и ликвидацию примерно 50 выявленных вооруженных групп сепаратистов. У него была проломлена голова. В 1997 году в Вильнюсе в машине взорвали Юраса Абромавичюса, расследовавшего поступление оружия к неформальным группам. Этот список не полон.

Именно бездействие федерального центра привело к отделению Прибалтики от СССР. Кроме того, в самой Москве существовали силы, которые практически в открытую сочувствовали сепаратистским кругам. Никто не заставлял того же Яковлева неожиданно публиковать в центральной прессе обширную статью о пакте Риббентропа – Молотова, написанную таким образом, что она была воспринята в Литве как руководство к действию. Это не говоря уже о том, что «Саюдис» изначально был создан при непосредственной поддержке КГБ Литвы как «движение в поддержку перестройки» и клуб интеллектуалов. Начиналось все вообще с экологического движения против предложения начать разработку нефти на шельфе Балтийского моря. И что из этого выросло…

Политика умиротворения и пособничества никогда ни к чему хорошему не приводила. В случае с Литвой было потеряно критически важное время, когда можно было если уже не физически задушить сепаратистское движение, то хотя бы методом демонстрации силы и увещеванием вернуть республику в нормальное состояние. Все равно «процесс пошел» и республики в той или иной форме получили бы некое увеличение самостоятельности, но никакого государственного праздника 11 марта точно уж не было бы.